—
Добро пожаловать!.. Милости просим!.. — радушно проговорил Михайло Васильич Алексею, когда тот, помолившись иконам, кланялся ему, Арине Васильевне и всему семейству. — Значит, добрый человек — прямо к чаю!.. — промолвил голова. — Зла, значит, не мыслит.
Неточные совпадения
Одно гребтит на уме бедного вдовца: хозяйку к дому сыскать не хитрое дело, было б у чего хозяйствовать; на счастье попадется,
пожалуй, и жена
добрая, советная, а где, за какими морями найдешь родну мать чужу детищу?..
Патап Максимыч очень был доволен ласками Марьи Гавриловны к дочерям его. Льстило его самолюбию, что такая богатая из хорошего рода женщина отличает Настю с Парашей от других обительских жительниц. Стал он частенько навещать сестру и посылать в скит Аксинью Захаровну. И Марья Гавриловна раза по два в год езжала в Осиповку навестить
доброго Патапа Максимыча. Принимал он ее как самую почетную гостью, благодарил, что «девчонок его»
жалует, учит их уму-разуму.
Родимая моя доченька,
Любимое мое дитятко,
Настасья свет Патаповна,
Тебе
добро принять
пожаловатьСтакан да пива пьяного,
Чарочку да зелена вина,
От меня, от горюши победныя.
С моего ли пива пьяного
Не болит буйна головушка,
Не щемит да ретиво сердце;
Весело да напиватися
И легко да просыпатися.
Ты
пожалуй, бела лебедушка,
Хлеба-соли покушати:
Дубовы столы порасставлены,
Яства сахарны наношены.
Добро еще,
пожалуй, сделает…
— Молви, лебедка, матери: пущай, мол, тятька-то на нову токарню денег у меня перехватит. Для тебя, моя разлапушка, рад я радехонек жизнью решиться, не то чтобы деньгами твоему родителю помочь… Деньги что?.. Плевое дело; а мне как вам не пособить?.. Поговори матери-то, Паранюшка… И сам бы снес я, сколько надо, Трифону Михайлычу, да знаешь, что меня он не
жалует… Молви, а ты молви матери-то, она у вас
добрая, я от всего своего усердия.
Как ни старалась Устинья Московка попасть в передние горницы, где возлюбленный ее, чего
доброго, опять,
пожалуй, на хозяйскую дочь глаза пялить начнет, — никак не могла: Манефа приказала ей быть при себе неотлучно…
А чтоб к тебе свезти, того поопáсилась: люди узнают, совсем ведь скрыть этого невозможно; ну, как, думаю, грехом, питерские-то чиновники от какой-нибудь болтуньи про то сведают, так, чего
доброго,
пожалуй, и к тебе нагрянут с обыском…
— Сходи, голубчик, сходи, покланяйся и ты ей, покучься, она
добрая, не откажет, — сказала Таисея. — И я посоветуюсь с ней. Вместе,
пожалуй, пойдем.
А прежде чем отдать, со мной посоветуй — отец я тебе, кровь ты моя — худо не присоветую, а на ум молодую волю,
пожалуй,
добром наведу.
—
Добро пожаловать еще раз! — промолвил Василий Иванович, прикладывая по-военному руку к засаленной ермолке, прикрывавшей его голову. — Вы, я знаю, привыкли к роскоши, к удовольствиям, но и великие мира сего не гнушаются провести короткое время под кровом хижины.
И ну-ну-ну, ну-ну-ну: по всем по трем, вплоть до Питера, к Корзинкину прямо на двор. —
Добро пожаловать. Куды какой его высокопревосходительство затейник, из-за тысячи верст шлет за какою дрянью. Только барин доброй. Рад ему служить. Вот устерсы теперь лишь с биржи. Скажи, не меньше ста пятидесяти бочка, уступить нельзя, самим пришли дороги. Да мы с его милостию сочтемся. — Бочку взвалили в кибитку; поворотя оглобли, курьер уже опять скачет; успел лишь зайти в кабак и выпить два крючка сивухи.
— А! Живоглот! — говорит Алексей Дмитрич, —
добро пожаловать! Молодец, брат, молодец! Ни соринки в суде нет! Молодец, господин Живоглот!
Неточные совпадения
Мало того, свою собственную казуистику выдумаем, у иезуитов научимся и на время,
пожалуй, и себя самих успокоим, убедим себя, что так надо, действительно надо для
доброй цели.
— Врешь ты, деловитости нет, — вцепился Разумихин. — Деловитость приобретается трудно, а с неба даром не слетает. А мы чуть не двести лет как от всякого дела отучены… Идеи-то,
пожалуй, и бродят, — обратился он к Петру Петровичу, — и желание
добра есть, хоть и детское; и честность даже найдется, несмотря на то, что тут видимо-невидимо привалило мошенников, а деловитости все-таки нет! Деловитость в сапогах ходит.
Но, однако, мне тотчас же пришел в голову опять еще вопрос: что Софья Семеновна, прежде чем заметит,
пожалуй, чего
доброго, потеряет деньги; вот почему я решился пойти сюда, вызвать ее и уведомить, что ей положили в карман сто рублей.
Пугачев взглянул на меня быстро. «Так ты не веришь, — сказал он, — чтоб я был государь Петр Федорович? Ну,
добро. А разве нет удачи удалому? Разве в старину Гришка Отрепьев не царствовал? Думай про меня что хочешь, а от меня не отставай. Какое тебе дело до иного-прочего? Кто ни поп, тот батька. Послужи мне верой и правдою, и я тебя
пожалую и в фельдмаршалы и в князья. Как ты думаешь?».
— Надо серебристых тополей побольше здесь сажать, да елок, да,
пожалуй, липок, подбавивши чернозему. Вон беседка принялась хорошо, — прибавил он, — потому что акация да сирень — ребята
добрые, ухода не требуют. Ба! да тут кто-то есть.