Неточные совпадения
Живет заволжанин хоть в труде, да в достатке. Сысстари за Волгой мужики в сапогах, бабы в котах. Лаптей видом не видано, хоть слыхом про них и слыхано.
Лесу вдоволь, лыко нипочем, а в редком доме кочедык найдешь. Разве где такой дедушка есть, что с печки уж лет пяток не слезает, так он, скуки ради, лапотки иной раз ковыряет, нищей братье подать либо самому обуться, как станут его в домовину обряжать. Таков обычай: летом в сапогах, зимой в валенках, на тот свет в лапотках…
Заволжские поместья принадлежат лицам знатным, что,
живя в столице либо в чужих краях, никогда в наследственные
леса и болота не заглядывают.
— Куда ж ему в зятья к мужику идти, — сказал Матвей, — у него, братец ты мой, заводы какие в Самаре, дома, я сам видел; был ведь я в тех местах в позапрошлом году. Пароходов своих четыре ли, пять ли. Не пойдет такой зять к тестю в дом. Своим хозяйством, поди, заживут. Что за находка ему с молодой женой, да еще с такой раскрасавицей, в наших
лесах да в болотах
жить!
За Волгой, в
лесах, в Черной рамени, жил-был крестьянин, богатый мужик. У того крестьянина дочка росла. Дочка росла, красой полнилася. Сама белая, что кипень, волосы белокурые, а брови — черный соболь, глаза — угольки в огне…
Люди
живут — хоть бы Ветлугу взять — беднота одна,
лес рубят, луб дерут, мочало мочат, смолу гонят — бьются, сердечные, век свой за тяжелой работой: днем недоедят, ночью недоспят…
Известно:
живут в
лесах, людей, которы бы до всего доходили, не видывали…
— Самому быть не доводилось, — отвечал Артемий, — а слыхать слыхал: у одного из наших деревенских сродники в Горах
живут [То есть на правой стороне Волги.], наши шабры [Соседи.] девку оттоль брали. Каждый год ходят в Сибирь на золоты прииски, так они сказывали, что золото только в
лесах там находят… На всем белом свете золото только в
лесах.
— В
лесах, — подтвердил Артемий. — Никогда Господь солнечную молонью близко от жи́ла не пустит… Людей ему жалко, чтоб не загубить.
— В
лесах, говорит, золото лежит, ото всякого
жила далече, а которо место оно в земле лежит, того не знает, — продолжал Патап Максимыч.
— Нельзя в
лесах иначе
жить, — отвечал Стуколов. — С большой опаской здесь надо
жить… потому глушь; верст на десять кругом никакого жилья нет. А недобрых людей немало — как раз пограбят… Старцы же здешние — народ пуганый.
— Что, отец Михаил, скучно, чай, в лесу-то
жить? — спросил Патап Максимыч у игумна.
Они
живут не только в разбросанных по
лесу зимницах и кельях, но иногда целыми деревеньками, не зная ни ревизий, ни податей и никаких повинностей.], иль на славном по всему старообрядству Иргизе, или в
лесах Керженских-Чернораменских?..
«
Жили в
лесу, молились пенью, венчались вкруг ели, а черти им пели» — так говаривали московские люди про лесных обитателей Заволжского края…
—
Леса там большущие — такая палестина, что верст по пятидесяти ни
жила, ни дорог нету, — разве где тропинку найдешь. По этим по самым
лесам землянки ставлены, в одних старцы спасаются, в других мужики мягку деньгу куют… Вот что значит Ветлуга… А ты думала, там только мочалом да лубом промышляют?
— То-то и есть: толстó звонят, да тонкó едят… — примолвил Дементий. — У нас по
лесам житье-то, видно, приглядней московского будет, даром что воротáми в угол
живем. По крайности ешь без меры, кусков не считают.
— Как по падении благочестия в старом Риме Царьград вторым Римом стал, так по падении благочестия во святой Афонской горе второй Афон на Иргизе явился, — говорил красноглаголивый Василий Борисыч. — Поистине царство иноков было…
Жили они беспечально и во всем изобильно… Что земель от царей было им жаловано, что лугов,
лесу, рыбных ловель и всякого другого угодья!.. Житье немцам в той стороне, а иргизским отцам и супротив немцев было привольней…
— Зачем, матушка, ропотом Бога гневить? — молвил Василий Борисыч. —
Живете вы, слава Богу, в здешних
лесах тихо, безмятежно, никакого касательства до вас нет…
И
жил отец Софонтий в здешних
лесах немалое время, право правяще слово истины…
Запустело место, где
жил отец Софонтий, куда сходились на соборы не только отцы с Керженца и со всего Чернораменья, но даже из дальних мест, из самой зарубежной Ветки. Запустело место, откуда выходили рьяные проповедники «древлего благочестия» в Прикамские
леса, на Уральские бугры и в дальнюю Сибирь… «Кержаками» доныне в тех местах старообрядцев зовут, в память того, что зашли они туда с Керженца, из скитов Софонтьева согласия.
Жила-была в
лесу бабушка Маланья, древняя старуха.
— А посмотреть бы вам, Михайло Васильич, каково народ по тем местам
живет, где целу зиму на гумне стоят скирды немолоченные, — сказал на то Василий Борисыч. — По вашим
лесам последний бедняк человеком
живет, а в степных хлебородных местах и достаточный хозяин заодно со свиньями да с овцами.
До того улангерские келейницы
жили верст за сто оттоле в
лесах Унженских; там у них был скит большой и богатый.
В этих местностях до расхищения казенных
лесов, бывшего в пятидесятых годах,
жило немало пустынников.], и только в молитвах и посте подвизался, что сподобился общения со невидимыми грешному миру святыми отцами Нестиарской обители [Озеро Нестиар на левой стороне Керженца среди глухого
леса.].
— Что ж рассказать-то? Старость, дряхлость пришла, стало не под силу в пустыне
жить. К нам в обитель пришел, пятнадцать зим у нас пребывал. На летнее время, с Пасхи до Покрова, иной год и до Казанской, в
леса удалялся, а где там подвизался, никто не ведал. Безмолвие на себя возложил, в последние десять лет никто от него слова не слыхивал. И на правиле стоя в молчании, когда молился, губами даже не шевелил.
Любы Земле Ярилины речи, возлюбила она бога светлого и от жарких его поцелуев разукрасилась злаками, цветами, темными
лесами, синими морями, голубыми реками, серебристыми озера́ми. Пила она жаркие поцелуи Ярилины, и из недр ее вылетали поднебесные птицы, из вертепов выбегали лесные и полевые звери, в реках и морях заплавали рыбы, в воздухе затолклись мелкие мушки да мошки… И все
жило, все любило, и все пело хвалебные песни: отцу — Яриле, матери — Сырой Земле.
Пробираясь околицами, добралась она до
лесов Керженских, Чернораменских и здесь на Каменном Вражке была встречена своим «малым стадом» — теми девицами, что
жили с ней в Гуслицах.
Неточные совпадения
Унылые, поблекшие //
Леса полураздетые //
Жить начинали вновь, // Стояли по опушечкам // Борзовщики-разбойники, // Стоял помещик сам, // А там, в
лесу, выжлятники // Ревели, сорвиголовы, // Варили варом гончие.
Много богатства награбили, //
Жили в дремучем
лесу, // Вождь Кудеяр из-под Киева // Вывез девицу-красу.
И где такой народ благочестивой, // C которым думаешь ты
жить в ладу?» — // «О, я прямёхонько иду // В
леса Аркадии счастливой.
Он весь день
прожил под впечатлением своего открытия, бродя по
лесу, не желая никого видеть, и все время видел себя на коленях пред Лидией, обнимал ее горячие ноги, чувствовал атлас их кожи на губах, на щеках своих и слышал свой голос: «Я тебя люблю».
— Впрочем — ничего я не думал, а просто обрадовался человеку.
Лес, знаешь. Стоят обугленные сосны, буйно цветет иван-чай. Птички ликуют, черт их побери. Самцы самочек опевают. Мы с ним, Туробоевым, тоже самцы, а петь нам — некому.
Жил я у помещика-земца, антисемит, но, впрочем, — либерал и надоел он мне пуще овода. Жене его под сорок, Мопассанов читает и мучается какими-то спазмами в животе.