Слыша таковое Божие о граде смотрение, васильгородцы Богу хвалу приносили, преподобному Варлааму
пели молебны, и все радости были исполнены спасения ради своего града от иноплеменных.
Что возговорит Никита Романович: // «Ах ты гой еси, надёжа, православный царь! // Мы не станем по царевиче панихиду петь, // А станем мы
петь молебен заздравный!» // Он брал царевича за белу руку, // Выводил из-за северных дверей.
Петров день — это был «наш престол» и «наш праздник». Духовенство обходило с образами приход,
пело молебны и собирало «новину». На улице опять «шла гульба», было «сыто и пьяно»; высоко «подмахивали качели», и молодые люди, стеной наступая друг на друга, пели: «А мы просо сеяли!» А другие отвечали: «А мы просо вытопчем. Ой, дид Ладо, вытопчем!» А за ручьем на косогоре, где был кабак, разливало: «Наваримте, братцы, пива молодого…»
Утро молитве дань — в соборе четыре обедни одну за другой служат, и все время церковь также переполнена богомольцами, во многих лавках
поют молебны Успенью и святому Макарию.
Неточные совпадения
Либеральная партия говорила или, лучше, подразумевала, что религия
есть только узда для варварской части населения, и действительно, Степан Аркадьич не мог вынести без боли в ногах даже короткого
молебна и не мог понять, к чему все эти страшные и высокопарные слова о том свете, когда и на этом жить
было бы очень весело.
Они хранили в жизни мирной // Привычки милой старины; // У них на масленице жирной // Водились русские блины; // Два раза в год они говели; // Любили круглые качели, // Подблюдны песни, хоровод; // В день Троицын, когда народ // Зевая слушает
молебен, // Умильно на пучок зари // Они роняли слезки три; // Им квас как воздух
был потребен, // И за столом у них гостям // Носили блюда по чинам.
У Карла Иваныча в руках
была коробочка своего изделия, у Володи — рисунок, у меня — стихи; у каждого на языке
было приветствие, с которым он поднесет свой подарок. В ту минуту, как Карл Иваныч отворил дверь залы, священник надевал ризу и раздались первые звуки
молебна.
— В кои-то веки разик можно, — пробормотал старик. — Впрочем, я вас, господа, отыскал не с тем, чтобы говорить вам комплименты; но с тем, чтобы, во-первых, доложить вам, что мы скоро обедать
будем; а во-вторых, мне хотелось предварить тебя, Евгений… Ты умный человек, ты знаешь людей, и женщин знаешь, и, следовательно, извинишь… Твоя матушка
молебен отслужить хотела по случаю твоего приезда. Ты не воображай, что я зову тебя присутствовать на этом
молебне: уж он кончен; но отец Алексей…
— Я
был наперед уверен, — промолвил он, — что ты выше всяких предрассудков. На что вот я — старик, шестьдесят второй год живу, а и я их не имею. (Василий Иванович не смел сознаться, что он сам пожелал
молебна… Набожен он
был не менее своей жены.) А отцу Алексею очень хотелось с тобой познакомиться. Он тебе понравится, ты увидишь… Он и в карточки не прочь поиграть и даже… но это между нами… трубочку курит.