Неточные совпадения
— То-то и есть. На ум ему не вспадало! Эх ты, сосновая голова, а еще игумен!.. Поглядеть на тебя с бороды, как есть Авраам, а на деле сосновый чурбан, — продолжал браниться паломник. — Знаешь ли ты,
старый хрыч, что твоя болтовня, худо-худо, мне в триста
серебром обошлась?.. Да эти деньги у меня, брат, не пропащие, ты мне их вынь да положь… Много ли дал Патап на яйца?.. Подавай сюда…
Пять сот рублев на
серебро кладу на вечное поминовение пришлем с Ростовской ярмарки, а теперь посылаем двести пятьдесят рублев ассигнациями вручную раздачу по обители и по сиротам и по всем
старым и убогим, которые Бога боящеся живут постоянно: на человека на каждого по скольку придется, и вы по ним по рукам раздайте.
Но цветы стояли в тяжелых старинных вазах, точно надгробных урнах, горка массивного
старого серебра придавала еще больше античности комнате. Да и тетки не могли видеть беспорядка: чуть цветы раскинутся в вазе прихотливо, входила Анна Васильевна, звонила девушку в чепце и приказывала собрать их в симметрию.
Гора окутана лиловой дымкой зноя, седые листья олив на солнце — как
старое серебро, на террасах садов, одевших гору, в темном бархате зелени сверкает золото лимонов, апельсин, ярко улыбаются алые цветы гранат, и всюду цветы, цветы.
Неточные совпадения
Золотое сияние на красном фоне иконостаса, и золоченая резьба икон, и
серебро паникадил и подсвечников, и плиты пола, и коврики, и хоругви вверху у клиросов, и ступеньки амвона, и
старые почерневшие книги, и подрясники, и стихари — всё было залито светом.
Богат и славен Кочубей. // Его луга необозримы; // Там табуны его коней // Пасутся вольны, нехранимы. // Кругом Полтавы хутора // Окружены его садами, // И много у него добра, // Мехов, атласа,
серебра // И на виду, и под замками. // Но Кочубей богат и горд // Не долгогривыми конями, // Не златом, данью крымских орд, // Не родовыми хуторами, — // Прекрасной дочерью своей // Гордится
старый Кочубей.
В доме тянулась бесконечная анфилада обитых штофом комнат; темные тяжелые резные шкафы, с
старым фарфором и
серебром, как саркофаги, стояли по стенам с тяжелыми же диванами и стульями рококо, богатыми, но жесткими, без комфорта. Швейцар походил на Нептуна; лакеи пожилые и молчаливые, женщины в темных платьях и чепцах. Экипаж высокий, с шелковой бахромой, лошади
старые, породистые, с длинными шеями и спинами, с побелевшими от старости губами, при езде крупно кивающие головой.
Полы были выкрашены, натерты воском и устланы клеенками; печи обложены пестрыми старинными, тоже взятыми из большого дома, изразцами. Шкафы битком набиты
старой, дрожавшей от шагов, посудой и звеневшим
серебром.
Примется Чертопханов расписывать своего Малек-Аделя — откуда речи берутся! А уж как он его холил и лелеял! Шерсть на нем отливала
серебром — да не
старым, а новым, что с темным глянцем; повести по ней ладонью — тот же бархат! Седло, чепрачок, уздечка — вся как есть сбруя до того была ладно пригнана, в порядке, вычищена — бери карандаш и рисуй! Чертопханов — чего больше? — сам собственноручно и челку заплетал своему любимцу, и гриву и хвост мыл пивом, и даже копыта не раз мазью смазывал…