Когда Самгин вошел и сел в
шестой ряд стульев, доцент Пыльников говорил, что «пошловато-зеленые сборники “Знания” отжили свой краткий век, успев, однако, посеять все эстетически и философски малограмотное, политически вредное, что они могли посеять, засорив, на время, мудрые, незабвенные произведения гениев русской литературы, бессмертных сердцеведов, в совершенстве обладавших чарующей магией слова».
Крайний срок был назначен после второго спектакля, и теперь Яша Кормилицын, сидя в
шестом ряду, испытывал неприятные мучения совести, особенно когда в антрактах встречался с Раисой Павловной.
Но имя доктора она успела поймать и отыскала глазами Яшу Кормилицына, который сидел в
шестом ряду; этот простец теперь растворялся в море блаженства, как соль растворяется в воде, потому что Луша, которая еще так недавно его гнала, особенно после несчастного эпизода с «маринованной глистой», теперь относилась к, нему с особенным вниманием.
Неточные совпадения
«Ах, скорей бы кончить да сидеть с ней
рядом, не таскаться такую даль сюда! — думал он. — А то после такого лета да еще видеться урывками, украдкой, играть роль влюбленного мальчика… Правду сказать, я бы сегодня не поехал в театр, если б уж был женат:
шестой раз слышу эту оперу…»
— Говорили, Митрий Федорович. При Андрее говорили. Вот он тут сам, Андрей, еще не уехал, призовите его. А там в зале, когда хор потчевали, так прямо закричали, что
шестую тысячу здесь оставляете, — с прежними то есть, оно так понимать надо. Степан да Семен слышали, да Петр Фомич Калганов с вами тогда
рядом стоял, может, и они тоже запомнили…
В эти дни между другими хлопотами я ходил на Васильевский остров, в
Шестую линию, и только придя туда, усмехнулся сам над собою: что мог я увидать в
Шестой линии, кроме
ряда обыкновенных домов?
Конечно, русскому царю, повелевающему
шестой частью земного шара и непрестанно пекущемуся о благе пятисот миллионов подданных, просто физически невозможно было бы подписывать производство каждому из многих тысяч офицеров. Нет, он только внимательно и быстро проглядывает бесконечно длинный
ряд имен. Уста его улыбаются светло и печально.
И много мне Иван Иванович рассказал из преданий, сохранившихся в семьях потомков разинцев, хранивших эти предания от своих дедов, прадедов, участников разинского бунта, присутствовавших при казни, видевших, как на Болоте четвертовали их атамана и как голову его на высокий
шест,
рядом с помостом, поставили на берегу Москвы-реки.