Неточные совпадения
Говорю этак Митьке, а он как
побледнеет, а потом лицо все пятнами… Что за притча такая?.. Пытал, пытал, неделю пытал — молчит, ни словечка… Ополовел индо весь, ходит голову повеся,
от еды откинулся, исхудал, ровно спичка… Я было за плеть — думаю, хоть и ученый, да все же мне сын… И по божьей заповеди и по земным законам с родного отца воля не снята… Поучу, умнее будет — отцовски же побои не
болят… Совестно стало: рука не поднялась…
Обида, зло падали в жизни на нее иногда и с других сторон: она
бледнела от боли, от изумления, подкашивалась и бессознательно страдала, принимая зло покорно, не зная, что можно отдать обиду, заплатить злом.
Лелька острым ножом обрезывала резину на колодке. Украдкой поглядывала по сторонам. Мастерица стояла спиной, соседки были заняты каждая своей работой. Лелька стиснула зубы — и сильно полоснула себя ножом по пальцу. Кровь струйкой брызнула на колодку. Леля замотала палец носовым платком.
Бледная от боли и стыда, медленно пошла на медпункт.
Неточные совпадения
Нахмурив брови, мальчик вскарабкался на табурет, зачерпнул длинной ложкой горячей жижи (сказать кстати, это был суп с бараниной) и плеснул на сгиб кисти. Впечатление оказалось не слабым, но слабость
от сильной
боли заставила его пошатнуться.
Бледный, как мука, Грэй подошел к Бетси, заложив горящую руку в карман штанишек.
Он только помнил смутно вращающиеся и расплывающиеся круги
от света лампы, настойчивые поцелуи, смущающие прикосновения, потом внезапную острую
боль,
от которой хотелось и умереть в наслаждении, и закричать
от ужаса, и потом он сам с удивлением видел свои
бледные, трясущиеся руки, которые никак не могли застегнуть одежды.
— Да, люблю как сумасшедшая, — отвечала она,
побледнев, как будто
от боли.
Павел сделал все, что надо молодому парню: купил гармонику, рубашку с накрахмаленной грудью, яркий галстух, галоши, трость и стал такой же, как все подростки его лет. Ходил на вечеринки, выучился танцевать кадриль и польку, по праздникам возвращался домой выпивши и всегда сильно страдал
от водки. Наутро
болела голова, мучила изжога, лицо было
бледное, скучное.
Тогда Ромашов вдруг с поразительной ясностью и как будто со стороны представил себе самого себя, свои калоши, шинель,
бледное лицо, близорукость, свою обычную растерянность и неловкость, вспомнил свою только что сейчас подуманную красивую фразу и покраснел мучительно, до острой
боли,
от нестерпимого стыда.