Затем, надев чистую сорочку и напоив девушку
липовым цветом с малиной, укутала ее с ног до головы и велела тотчас глаза закрыть. Сама, не раздеваясь, возле Дуниной кровати прилегла на диване.
— Ох уж эти мне затеи! — говорила она. — Ох уж эти выдумщики! Статочно ль дело по ночам в лодке кататься! Теперь и в поле-то опасно, для того что росистые ночи пошли, а они вдруг на воду… Разум-от где?.. Не диви молодым, пожилые-то что? Вода ведь теперь холодна, давно уж олень копытом в ней ступил. Долго ль себя остудить да нажить лихоманку. Гляди-ка, какая стала — в лице ни кровинки. Самовар поскорее поставлю,
липового цвету заварю. Напейся на ночь-то.
И, не слушая речей Дуни, вышла из комнаты, велела поставить самовар и, заварив
липового цвета с малиной, напоила свою любимицу и, укутав ее в шубу, положила в постель.
Посыпались расспросы, упреки, что не разбудила, предложения — напиться
липового цвета и поставить горчичники. Вера решительно отказалась, сказав, что чувствует себя теперь совсем здоровою.
Неточные совпадения
Меж гор, лежащих полукругом, // Пойдем туда, где ручеек, // Виясь, бежит зеленым лугом // К реке сквозь
липовый лесок. // Там соловей, весны любовник, // Всю ночь поет;
цветет шиповник, // И слышен говор ключевой, — // Там виден камень гробовой // В тени двух сосен устарелых. // Пришельцу надпись говорит: // «Владимир Ленской здесь лежит, // Погибший рано смертью смелых, // В такой-то год, таких-то лет. // Покойся, юноша-поэт!»
Шум, хохот, беготня, поклоны, // Галоп, мазурка, вальс… Меж тем // Между двух теток, у колонны, // Не замечаема никем, // Татьяна смотрит и не видит, // Волненье света ненавидит; // Ей душно здесь… Она мечтой // Стремится к жизни полевой, // В деревню, к бедным поселянам, // В уединенный уголок, // Где льется светлый ручеек, // К своим
цветам, к своим романам // И в сумрак
липовых аллей, // Туда, где он являлся ей.
В дубовых и
липовых ее лесах близ полотна дороги можно заметить фиалки и ландыши; так и слышится аромат
цветов и потерянной воли вместе» («Владивосток», 1886 г., № 14).