Неточные совпадения
Оставшись с Дуней, Дарья Сергевна раздела ее и уложила в
постель. В соседней горнице с молитвой налила она в полоскательную чашку чистой воды
на уголь,
на соль,
на печинку — нарочно
на всякий случай ее с собой захватила, — взяла в рот той воды и, войдя к Дуне, невзначай спрыснула ее, а потом оставленною водой принялась умывать ей лицо, шепотом приговаривая...
А сама, лежа
на постели, думает: «Тятенька зовет… Сейчас же зовет. Пишет: «Ежель не скоро привезет тебя Марья Ивановна, сам приеду за тобой…» Господи!.. Если в самом деле приедет! Насквозь увидит все, никакая малость не ухоронится от него… И Дарья Сергевна торопит. А как уедешь? Одной нельзя, а Марья Ивановна совсем, кажется, забыла про Фатьянку… А
оставаться нельзя. Обман, неправда!.. Как же быть? Научи, Господи, вразуми!..»
Облилась Дуня слезами при этих словах давнего верного друга. Сознавала она правду в речах Груни и не могла ничего возразить. В глубокую думу погрузилась она и через несколько минут, надрываясь от горя, кинулась
на постель Аграфены Петровны и, спрятав лицо в подушки, не своим как будто голосом стала отрывисто вскрикивать. Если б эти рыданья, эти сердечные вопли случились в сионской горнице, собор Божьих людей возопил бы: «Накатил! Накатил!» Хлыстовские душевные движенья
оставались еще в Дуне. Причитала она...
Неточные совпадения
Элегантный слуга с бакенбардами, неоднократно жаловавшийся своим знакомым
на слабость своих нерв, так испугался, увидав лежавшего
на полу господина, что оставил его истекать кровью и убежал за помощью. Через час Варя, жена брата, приехала и с помощью трех явившихся докторов, за которыми она послала во все стороны и которые приехали в одно время, уложила раненого
на постель и
осталась у него ходить за ним.
Оставшись один, он не без удовольствия взглянул
на свою
постель, которая была почти до потолка.
В качестве генеральского сына Николай Петрович — хотя не только не отличался храбростью, но даже заслужил прозвище трусишки — должен был, подобно брату Павлу, поступить в военную службу; но он переломил себе ногу в самый тот день, когда уже прибыло известие об его определении, и, пролежав два месяца в
постели,
на всю жизнь
остался «хроменьким».
Обломов, облокотясь
на него, нехотя, как очень утомленный человек, привстал с
постели и, нехотя же перейдя
на большое кресло, опустился в него и
остался неподвижен, как сел.
Вера через полчаса после своего обморока очнулась и поглядела вокруг. Ей освежил лицо холодный воздух из отворенного окна. Она привстала, озираясь кругом, потом поднялась, заперла окно, дошла, шатаясь, до
постели и скорее упала, нежели легла
на нее, и
оставалась неподвижною, покрывшись брошенным туда ею накануне большим платком.