Неточные совпадения
Мертвых будто бы воскрешали они, а те, слышь, только прикидывались мертвыми, на
небеса возносились и
с крыши падали; кто поумнее, ждал облака, чтоб ехать на нем в горние селения, но облако не
приходило, и чудотворец возвещал, что в среде пришедших видеть вознесение его есть грешники, оттого не было и чуда.
— Да хоть бы новые язы́ки… Говорил я тебе про них, — сказал Егор Сергеич. —
Приходят в восторг неописанный, чувствуют наитие и пророчествуют. И когда говоришь новыми язы́ки, такое бывает в душе восхищение, что его ни
с чем и сравнить нельзя. На
небесах тогда себя чувствуешь, в невозмутимом блаженстве, все земное забываешь. На себе испытал и могу поистине о том свидетельствовать.
Неточные совпадения
Придет ли час моей свободы? // Пора, пора! — взываю к ней; // Брожу над морем, жду погоды, // Маню ветрила кораблей. // Под ризой бурь,
с волнами споря, // По вольному распутью моря // Когда ж начну я вольный бег? // Пора покинуть скучный брег // Мне неприязненной стихии, // И средь полуденных зыбей, // Под
небом Африки моей, // Вздыхать о сумрачной России, // Где я страдал, где я любил, // Где сердце я похоронил.
Из окна своей комнаты Клим видел за крышами угрожающе поднятые в
небо пальцы фабричных труб; они напоминали ему исторические предвидения и пророчества Кутузова, напоминали остролицего рабочего, который по праздникам таинственно,
с черной лестницы,
приходил к брату Дмитрию, и тоже таинственную барышню,
с лицом татарки, изредка посещавшую брата.
— Не увидимся
с Ольгой… Боже мой! Ты открыл мне глаза и указал долг, — говорил он, глядя в
небо, — где же взять силы? Расстаться! Еще есть возможность теперь, хотя
с болью, зато после не будешь клясть себя, зачем не расстался? А от нее сейчас
придут, она хотела
прислать… Она не ожидает…
Он забыл ту мрачную сферу, где долго жил, и отвык от ее удушливого воздуха. Тарантьев в одно мгновение сдернул его будто
с неба опять в болото. Обломов мучительно спрашивал себя: зачем
пришел Тарантьев? надолго ли? — терзался предположением, что, пожалуй, он останется обедать и тогда нельзя будет отправиться к Ильинским. Как бы спровадить его, хоть бы это стоило некоторых издержек, — вот единственная мысль, которая занимала Обломова. Он молча и угрюмо ждал, что скажет Тарантьев.
Я все время поминал вас, мой задумчивый артист: войдешь, бывало, утром к вам в мастерскую, откроешь вас где-нибудь за рамками, перед полотном, подкрадешься так, что вы, углубившись в вашу творческую мечту, не заметите, и смотришь, как вы набрасываете очерк, сначала легкий, бледный, туманный; все мешается в одном свете: деревья
с водой, земля
с небом…
Придешь потом через несколько дней — и эти бледные очерки обратились уже в определительные образы: берега дышат жизнью, все ярко и ясно…