Неточные совпадения
Смолкли певуны, не допели разудалой бурлацкой
песни, что поминает все прибрежье Волги-матушки от Рыбной до Астрахани, поминает соблазны и заманчивые искушенья, большею
частью рабочему люду недоступные, потому что у каждого в кармане-то не очень густо живет.
— Отлучение от
части праведных, отлучение от небесных сил, отторжение от святейшего сонма поющих хвалебные
песни пред агнцем, вечное страданье души в греховном теле, низведение в геенну на нескончаемую власть врага, — торжественно говорил Николай Александрыч. — Вспомни, сестрица, вспомни, душевная моя.
Пелись же большею
частью песни так называемые у нас арестантские, впрочем все известные. Одна из них: «Бывало…» — юмористическая, описывающая, как прежде человек веселился и жил барином на воле, а теперь попал в острог. Описывалась, как он подправлял прежде «бламанже шенпанским», а теперь —
Неточные совпадения
Бросила прочь она от себя платок, отдернула налезавшие на очи длинные волосы косы своей и вся разлилася в жалостных речах, выговаривая их тихим-тихим голосом, подобно когда ветер, поднявшись прекрасным вечером, пробежит вдруг по густой
чаще приводного тростника: зашелестят, зазвучат и понесутся вдруг унывно-тонкие звуки, и ловит их с непонятной грустью остановившийся путник, не чуя ни погасающего вечера, ни несущихся веселых
песен народа, бредущего от полевых работ и жнив, ни отдаленного тарахтенья где-то проезжающей телеги.
Спасибо, Лель! Девицы, не стыдитесь! // Не верю я. Ну, статочное ль дело // В
частых кустах подружку потерять! // Потешил ты царево сердце, Лель. // Потешь еще! В кругу подруг стыдливых // Красавицу девицу выбирай, // Веди ко мне и всем на погляденье, // Пускай она за
песню наградит // Певца любви горячим поцелуем.
Весь дом был тесно набит невиданными мною людьми: в передней половине жил военный из татар, с маленькой круглой женою; она с утра до вечера кричала, смеялась, играла на богато украшенной гитаре и высоким, звонким голосом пела
чаще других задорную
песню:
Среди яркой и оживленной мелодии, счастливой и свободной, как степной ветер, и как он, беззаботной среди пестрого и широкого гула жизни, среди то грустного, то величавого напева народной
песни все
чаще, все настойчивее и сильнее прорывалась какая-то за душу хватающая нота.
Тогда князь сзывал к кому-нибудь из товарищей (у него никогда не было своей квартиры) всех близких друзей и земляков и устраивал такое пышное празднество, — по-кавказски «той», — на котором истреблялись дотла дары плодородной Грузии, на котором пели грузинские
песни и, конечно, в первую голову «Мравол-джамием» и «Нам каждый гость ниспослан богом, какой бы ни был он страны», плясали без устали лезгинку, размахивая дико в воздухе столовыми ножами, и говорил свои импровизации тулумбаш (или, кажется, он называется тамада?); по большей
части говорил сам Нижерадзе.