Пред ним с развитыми власами, // Сверкая
впалыми глазами, // Вся в рубище, худа, бледна, // Стоит, луной освещена…
Тела почти совсем было не видно, только
впалые глаза неестественно блестели да нос вдруг резким горбом выходил из чащи, а концом опять упирался в волосы, за которыми не видать было ни щек, ни подбородка, ни губ.
Это девяностолетний почти старик, высокий и прямой, с иссохшим лицом, со
впалыми глазами, но из которых еще светится, как огненная искорка, блеск.
Солдат изможден и озлоблен. На нем пестрядинные, до клочьев истрепанные портки и почти истлевшая рубашка, из-за которой виднеется черное, как голенище, тело. Бледное лицо блестит крупными каплями пота;
впалые глаза беспокойно бегают; связанные сзади в локтях руки бессильно сжимаются в кулаки. Он идет, понуждаемый толчками, и кричит:
При этом ему невольно припомнилось, как его самого, — мальчишку лет пятнадцати, — ни в чем не виновного, поставили в полку под ранцы с песком, и как он терпел, терпел эти мученья, наконец, упал, кровь хлынула у него из гортани; и как он потом сам, уже в чине капитана, нагрубившего ему солдата велел наказать; солдат продолжал грубить; он велел его наказывать больше, больше; наконец, того на шинели снесли без чувств в лазарет; как потом, проходя по лазарету, он видел этого солдата с
впалыми глазами, с искаженным лицом, и затем солдат этот через несколько дней умер, явно им засеченный…
Неточные совпадения
Эта простая мысль отрадно поразила меня, и я ближе придвинулся к Наталье Савишне. Она сложила руки на груди и взглянула кверху;
впалые влажные
глаза ее выражали великую, но спокойную печаль. Она твердо надеялась, что бог ненадолго разлучил ее с тою, на которой столько лет была сосредоточена вся сила ее любви.
Этьен был мальчик лет пятнадцати, высокий, мясистый, с испитой физиономией,
впалыми, посинелыми внизу
глазами и с огромными по летам руками и ногами; он был неуклюж, имел голос неприятный и неровный, но казался очень довольным собою и был точно таким, каким мог быть, по моим понятиям, мальчик, которого секут розгами.
Но я, именно ненавидевший всякую размазню чувств, я-то и остановил ее насильно за руку: я сладко глядел ей в
глаза, тихо и нежно смеялся, а другой ладонью гладил ее милое лицо, ее
впалые щеки.
Как кокетливо ни одевалась она, но
впалые и тусклые
глаза, бледные губы могли внушить только разве сострадание к ее болезненному состоянию.
— В тюрьме, куда меня посадили, — рассказывал Крыльцов Нехлюдову (он сидел с своей
впалой грудью на высоких нарах, облокотившись на колени, и только изредка взглядывал блестящими, лихорадочными, прекрасными, умными и добрыми
глазами на Нехлюдова), — в тюрьме этой не было особой строгости: мы не только перестукивались, но и ходили по коридору, переговаривались, делились провизией, табаком и по вечерам даже пели хором.