— дворянин учится наукам: его хоть и секут в школе, да за дело, чтоб он знал полезное. А ты что? — начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за то, что
не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша» не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь в день, так оттого и важничаешь? Да я плевать на твою голову и на твою важность!
Стародум. Надлежало образумиться.
Не умел я остеречься от первых движений раздраженного моего любочестия. Горячность не допустила меня тогда рассудить, что прямо любочестивый человек ревнует к делам, а не к чинам; что чины нередко выпрашиваются, а истинное почтение необходимо заслуживается; что гораздо честнее быть без вины обойдену, нежели без заслуг пожаловану.
Неточные совпадения
С этой минуты исчез старый Евсеич, как будто его на свете
не было, исчез без остатка, как
умеют исчезать только «старатели» русской земли.
Осматривание достопримечательностей,
не говоря о том, что всё уже было видено,
не имело для него, как для Русского и умного человека, той необъяснимой значительности, которую
умеют приписывать этому делу Англичане.
Сергей Иванович говорил, что он любит и знает народ и часто беседовал с мужиками, что̀ он
умел делать хорошо,
не притворяясь и
не ломаясь, и из каждой такой беседы выводил общие данные в пользу народа и в доказательство, что знал этот народ.
И обеднение
не вследствие роскоши — это бы ничего; прожить по-барски — это дворянское дело, это только дворяне
умеют.
Поэтому Вронский при встрече с Голенищевым дал ему тот холодный и гордый отпор, который он
умел давать людям и смысл которого был таков: «вам может нравиться или
не нравиться мой образ жизни, но мне это совершенно всё равно: вы должны уважать меня, если хотите меня знать».