Когда я всходил на лестницу, мне ужасно захотелось застать наших дома одних, без Версилова, чтоб успеть сказать до его прихода что-нибудь доброе матери или милой моей сестре, которой я в целый месяц не сказал почти ни одного
особенного слова.
Нашим миротворцем был Вяхирь, он всегда умел вовремя сказать нам какие-то
особенные слова; простые — они удивляли и конфузили нас. Он и сам говорил их с удивлением. Злые выходки Язя не обижали, не пугали его, он находил всё дурное ненужным и спокойно, убедительно отрицал.
Чем выше солнце, тем больше птиц и веселее их щебет. Весь овраг наполняется музыкой, ее основной тон — непрерывный шелест кустарника под ветром; задорные голоса птиц не могут заглушить этот тихий, сладко-грустный шум, — я слышу в нем прощальную песнь лета, он нашептывает мне какие-то
особенные слова, они сами собою складываются в песню. А в то же время память, помимо воли моей, восстановляет картины прожитого.
Бывало, ходишь около её, как грешник вокруг церкви, со страшком в грудях, думаешь — какие бы
особенные слова сказать ей, чтобы до сердца дошли?
Неточные совпадения
— И откуда к нам экой прохвост выискался! — говорили обыватели, изумленно вопрошая друг друга и не придавая
слову «прохвост» никакого
особенного значения.
А Степан Аркадьич был не только человек честный (без ударения), но он был че́стный человек (с ударением), с тем
особенным значением, которое в Москве имеет это
слово, когда говорят: че́стный деятель, че́стный писатель, че́стный журнал, че́стное учреждение, че́стное направление, и которое означает не только то, что человек или учреждение не бесчестны, но и то, что они способны при случае подпустить шпильку правительству.
Всё это она говорила весело, быстро и с
особенным блеском в глазах; но Алексей Александрович теперь не приписывал этому тону ее никакого значения. Он слышал только ее
слова и придавал им только тот прямой смысл, который они имели. И он отвечал ей просто, хотя и шутливо. Во всем разговоре этом не было ничего
особенного, но никогда после без мучительной боли стыда Анна не могла вспомнить всей этой короткой сцены.
Левин говорил теперь совсем уже не с тем ремесленным отношением к делу, с которым он разговаривал в это утро. Всякое
слово в разговоре с нею получало
особенное значение. И говорить с ней было приятно, еще приятнее было слушать ее.
— Обедать? Да мне ведь ничего
особенного, только два
слова сказать, спросить, а после потолкуем.