Шли долго ли, коротко ли, // Шли близко ли, далеко ли, // Вот наконец и Клин. // Селенье незавидное: // Что ни изба — с подпоркою, // Как нищий с костылем, // А с крыш солома скормлена // Скоту. Стоят, как остовы, //
Убогие дома. // Ненастной, поздней осенью // Так смотрят гнезда галочьи, // Когда галчата вылетят // И ветер придорожные // Березы обнажит… // Народ в полях — работает. // Заметив за селением // Усадьбу на пригорочке, // Пошли пока — глядеть.
И вот, благословясь, я раздавала // По храмам Божьим на помин души, // И нищей братье по рукам, в раздачу, // Убогим, и слепым, и прокаженным, // Сиротам и в
убогие дома, // Колодникам и в тюрьмах заключенным, // В обители: и в Киев, и в Ростов, // В Москву и Углич, в Суздаль и Владимир, // На Бело-озеро, и в Галич, и в Поморье, // И в Грецию, и на святую Гору, // И не могла раздать.
— У Царицы Небесной, — твердо ответила Августа. — Покаместь она, матушка,
убогого дома нашего не оставила, какую еще нам искать заступницу?.. Не на помощь человеческую, на нее надежду возлагаем… Скажи, красавица, матушке Манефе: не погневалась бы, не посердитовала на нас, убогих, а не поеду я к ней на собрание.
Я нашел в этом
убогом доме гроб моих надежд, счастья целой моей жизни и любви моей, думал я; но, придя сюда, уверился, что это чувство, несмотря ни на какие свидетельства, умрет со мною.
Неточные совпадения
Реформы, затеянные Грустиловым, были встречены со стороны их громким сочувствием; густою толпою
убогие люди наполняли двор градоначальнического
дома; одни ковыляли на деревяшках, другие ползали на четверинках.
— Слушаю-с, — со вздохом отвечал Тимофеич. Выйдя из
дома, он обеими руками нахлобучил себе картуз на голову, взобрался на
убогие беговые дрожки, оставленные им у ворот, и поплелся рысцой, только не в направлении города.
В задней комнате
дома, сырой и темной, на
убогой кровати, покрытой конскою попоной, с лохматой буркой вместо подушки, лежал Чертопханов, уже не бледный, а изжелта-зеленый, как бывают мертвецы, со ввалившимися глазами под глянцевитыми веками, с заостренным, но все еще красноватым носом над взъерошенными усами.
— Так вот мы каковы! — говорил Техоцкий, охорашиваясь перед куском зеркала, висевшим на стене
убогой комнаты, которую он занимал в
доме провинцияльной секретарши Оболдуевой, — в нас, брат, княжны влюбляются!.. А ведь она… того! — продолжал он, приглаживая начатки усов, к которым все канцелярские чувствуют вообще некоторую слабость, — бабенка-то она хоть куда! И какие, брат, у нее ручки… прелесть! так вот тебя и манит, так и подмывает!
Маленький тёмный домик, где жила Горюшина, пригласительно высунулся из ряда других
домов, покачнувшись вперёд, точно кланяясь и прося о чём-то. Две ставни были сорваны, одна висела косо, а на крыше, поросшей мхом, торчала выщербленная, с вывалившимися кирпичами, чёрная труба.
Убогий вид
дома вызвал у Кожемякина скучное чувство, а силы всё более падали, дышать было трудно, и решение идти к Горюшиной таяло.