Вместе с золотыми, вышедшими из моды табакерками лежали резные берестовые тавлинки; подле серебряных старинных кубков стояли глиняные размалеванные горшки — под именем этрурских ваз; образчики всех руд, малахиты, сердолики, топазы и простые камни лежали рядом; подле чучел белого медведя и пеликана стояли чучелы обыкновенного кота и легавой собаки; за стеклом хранились челюсть слона, мамонтовые кости и лошадиное ребро, которое Ижорской
называл человеческим и доказывал им справедливость мнения, что земля была некогда населена великанами.
Неточные совпадения
Именно те, кого Горький
называет неудачным термином «богоискатели», вот уже много лет пытаются перенести центр тяжести внутрь человека, в его глубину, и возложить на личность
человеческую огромную ответственность за жизнь.
Но то, что
называют благодатью, действует внутри
человеческой свободы, как ее просветление.
Тот взгляд на жизнь, который я
называю историческим лишь в противоположность частному и который, в сущности, религиозный, — ценности ставит выше блага, он принимает жертвы и страдания во имя высшей жизни, во имя мировых целей, во имя
человеческого восхождения.
То, что теологи
называют благодатью, сопоставляя ее с
человеческой свободой, есть действие в человеке божественной свободы.
Отец
называл эту систему системой прекращения рода
человеческого и на первых порах противился ей; но матушка, однажды приняв решение, проводила его до конца, и возражения старика мужа на этот раз, как и всегда, остались без последствий.