Неточные совпадения
Кнуров. Ну,
я думаю, не одни женихи платятся, а и вам, например, частое посещение
этого семейства недешево обходится.
Вожеватов. Нет, как-то
я, Мокий Парменыч, в себе
этого совсем не замечаю.
Кнуров. Да, так
это вы приглашаете? Хорошо,
я приеду.
Лариса. Что ж, может быть, и цыганский табор; только в нем было по крайней мере весело. Сумеете ли вы дать
мне что-нибудь лучше
этого табора?
Зачем вы постоянно попрекаете
меня этим табором?
Так умейте
это понять и не приписывайте моего выбора своим достоинствам,
я их еще не вижу.
Лариса. Так
это еще хуже. Надо думать, о чем говоришь. Болтайте с другими, если вам нравится, а со
мной говорите осторожнее. Разве вы не видите, что положение мое очень серьезно? Каждое слово, которое
я сама говорю и которое
я слышу,
я чувствую.
Я сделалась очень чутка и впечатлительна.
Лариса.
Это уж мое дело. Если
я боюсь и не смею осуждать его, так не позволю и вам.
Лариса. С кем вы равняетесь? Возможно ли такое ослепление… Сергей Сергеич…
это идеал мужчины. Вы понимаете, что такое идеал? Быть может,
я ошибаюсь,
я еще молода, не знаю людей; но
это мнение изменить во
мне нельзя, оно умрет со
мною!
Лариса. Вы не ревновать ли? Нет, уж вы
эти глупости оставьте.
Это пошло,
я не переношу
этого,
я вам заранее говорю. Не бойтесь,
я не люблю и не полюблю никого.
Лариса. У
меня нервы расстроены.
Я сейчас с
этой скамейки вниз смотрела, и у
меня закружилась голова. Тут можно очень ушибиться?
Паратов. Нет, со
мной, господа, нельзя,
я строг на
этот счет. Денег у него нет, без моего разрешения давать не велено, а у
меня как попросит, так
я ему в руки французские разговоры, на счастье нашлись у
меня; изволь прежде страницу выучить, без того не дам… Ну и учит сидит. Как старается!
Робинзон. Вот
это в моем вкусе. (Подает руку Вожеватову.) Очень приятно. Вот теперь
я могу тебе позволить обращаться со
мной запросто.
Замуж выходит…
это очень мило с ее стороны; все-таки на душе у
меня немного полегче… и дай ей Бог здоровья и всякого благополучия!
Какие вещи — рублей пятьсот стоят. «Положите, говорит, завтра поутру в ее комнату и не говорите, от кого». А ведь знает, плутишка, что
я не утерплю — скажу.
Я его просила посидеть, не остался; с каким-то иностранцем ездит, город ему показывает. Да ведь шут он, у него не разберешь, нарочно он или вправду. «Надо, говорит,
этому иностранцу все замечательные трактирные заведения показать!» Хотел к нам привезти
этого иностранца. (Взглянув в окно.) А вот и Мокий Парменыч! Не выходи,
я лучше одна с ним потолкую.
Огудалова. Что ж,
я нахожу, что
это похвально с его стороны.
Кнуров. Ничего тут нет похвального, напротив,
это непохвально. Пожалуй, с своей точки зрения, он не глуп: что он такое… кто его знает, кто на него обратит внимание! А теперь весь город заговорит про него, он влезает в лучшее общество, он позволяет себе приглашать
меня на обед, например… Но вот что глупо: он не подумал или не захотел подумать, как и чем ему жить с такой женой. Вот об чем поговорить нам с вами следует.
Кнуров. Найдите таких людей, которые посулят вам десятки тысяч даром, да тогда и браните
меня. Не трудитесь напрасно искать; не найдете. Но
я увлекся в сторону,
я пришел не для
этих разговоров. Что
это у вас за коробочка?
Кнуров. Обидно будет видеть, если ее оденут кой-как. Так вы закажите все
это в лучшем магазине, да не рассчитывайте, не копейничайте! А счеты пришлите ко
мне:
я заплачу.
Кнуров. Что тут ценить! Пустое дело! Триста рублей
это стоит. (Достает из бумажника деньги и отдает Огудаловой.) До свиданья!
Я пойду еще побродить…
Я нынче на хороший обед рассчитываю. За обедом увидимся. (Идет к двери.)
Лариса. Конечно, есть и лучше;
я сама
это очень хорошо знаю.
Лариса. Теперь для
меня и
этот хорош… Да что толковать, дело решенное.
Лариса. Благодарю тебя… Но пусть там и дико, и глухо, и холодно; для
меня после той жизни, которую
я здесь испытала, всякий тихий уголок покажется раем. Что
это Юлий Капитоныч медлит,
я не понимаю.
Илья. Ну, не вам будь сказано: гулял. Так гулял, так гулял!
Я говорю: «Антон, наблюдай
эту осторожность!» А он не понимает. Ах, беда, ах, беда! Теперь сто рублей человек стуит, вот какое дело у нас, такого барина ждем, а Антона набок свело. Какой прямой цыган был, а теперь кривой! (3апевает басом.) «Не искушай…»
Лариса. Да, сделайте для
меня эту милость, поедемте поскорей!
Карандышев (с сердцем). Так правду
эту вы знайте про себя! (Сквозь слезы.) Пожалейте вы
меня хоть сколько-нибудь! Пусть хоть посторонние-то думают, что вы любите
меня, что выбор ваш был свободен.
Огудалова. А
этот обед ваш
я считаю уж совсем лишним — напрасная трата.
Карандышев. Нет, уж
эти фаты одолели
меня своим фанфаронством. Ведь не сами они нажили богатство, что ж они им хвастаются! По пятнадцати рублей за порцию чаю бросают!
Огудалова. Отчего же…
Я ее сейчас пришлю к вам. (Берет футляр с вещами.) Да вот, Сергей Сергеич, завтра Ларисы рождение, хотелось бы подарить eй
эти вещи, да денег много не хватает.
Паратов.
Я завтра сам привезу подарок, получше
этого.
Лариса. Ах, как вы смеете так обижать
меня? Разве вы знаете, что
я после вас полюбила кого-нибудь? Вы уверены в
этом?
Паратов. Если б вы предпочли
мне кого-нибудь, вы оскорбили бы
меня глубоко, и
я нелегко бы простил вам
это.
Паратов. Что делать, Лариса Дмитриевна! В любви равенства нет,
это уж не
мной заведено. В любви приходится иногда и плакать.
Паратов. Помилуйте, за кого же вы
меня принимаете! Если женщина свободна, ну, тогда другой разговор…
Я, Лариса Дмитриевна, человек с правилами, брак для
меня дело священное.
Я этого вольнодумства терпеть не могу. Позвольте узнать: ваш будущий супруг, конечно, обладает многими достоинствами?
Паратов. Не беспокойтесь,
я за
это на дуэль не вызову: ваш жених цел останется;
я только поучу его. У
меня правило: никому ничего не прощать; а то страх забудут, забываться станут.
Лариса. Ах!
я боюсь, всего боюсь. Зачем они
это делают?
Евфросинья Потаповна. Ну, покушали и встали бы; чего еще дожидаются? Уж достался
мне этот обед; что хлопот, что изъяну! Поваришки разбойники, в кухню-то точно какой победитель придет, слова ему сказать не смей!
Евфросинья Потаповна. Да не об ученье peчь, а много очень добра изводят. Кабы свой материал, домашний, деревенский, так
я бы слова не сказала, а то купленный, дорогой, так его и жалко. Помилуйте, требует сахару, ванилю, рыбьего клею; а ваниль
этот дорогой, а рыбий клей еще дороже. Ну и положил бы чуточку для духу, а он валит зря: сердце-то и мрет, на него глядя.
Кнуров.
Это забавно; только
мне, господа, не шутя есть хочется.
Робинзон. Пьян! Разве
я на
это жалуюсь когда-нибудь? Кабы пьян,
это бы прелесть что такое — лучше бы и желать ничего нельзя.
Я с
этим добрым намерением ехал сюда, да с
этим намерением и на свете живу.
Это цель моей жизни.
Робинзон. Кто ж
это знает? химик
я, что ли! Ни один аптекарь не разберет.
Робинзон. На бутылке-то «бургонское», а в бутылке-то «киндер-бальзам» [детский бальзам (от нем. Kinderbalsam) — сладкая слабая спиртовая настойка.] какой-то. Не пройдет
мне даром
эта специя, уж
я чувствую.
Робинзон. Ну,
это вздор, помирать
я не согласен… Ах, хоть бы знать, какое увечье-то от
этого вина бывает.
Карандышев. Как? что за шутки! Помилуйте, что
это за вздор! Чем
я виноват?
Паратов.
Я этот сорт знаю: Регалия капустиссима dos amigos [Примерный перевод: сигары «Королевские» из капустного листа для друзей.],
я его держу для приятелей, а сам не курю.
Вожеватов. Для
меня эти очень дороги; пожалуй, избалуешься. Не нашему носу рябину клевать: рябина — ягода нежная.
Паратов. Что вы!
Я, тетенька, не злопамятен. Да извольте,
я для вашего удовольствия все
это покончу одним разом. Юлий Капитоныч!
Робинзон. С
этим напитком
я обращаться умею,
я к нему применился.
Господа, извините, что
я приглашаю Илью в наше общество.
Это мой лучший друг. Где принимают
меня, там должны принимать и моих друзей.
Это мое правило.
Карандышев. Да, господа,
я не только смею,
я имею право гордиться и горжусь! Она
меня поняла, оценила и предпочла всем. Извините, господа, может быть, не всем
это приятно слышать; но
я счел своим долгом поблагодарить публично Ларису Дмитриевну за такое лестное для
меня предпочтение. Господа,
я сам пью и предлагаю выпить за здоровье моей невесты!
Неточные совпадения
Хлестаков (придвигаясь).Да ведь
это вам кажется только, что близко; а вы вообразите себе, что далеко. Как бы
я был счастлив, сударыня, если б мог прижать вас в свои объятия.
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую
я будто бы высек, то
это клевета, ей-богу клевета.
Это выдумали злодеи мои;
это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Бобчинский. Сначала вы сказали, а потом и
я сказал. «Э! — сказали мы с Петром Ивановичем. — А с какой стати сидеть ему здесь, когда дорога ему лежит в Саратовскую губернию?» Да-с. А вот он-то и есть
этот чиновник.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими:
я, брат, не такого рода! со
мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)
Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что
это за жаркое?
Это не жаркое.
Аммос Федорович. Что ж вы полагаете, Антон Антонович, грешками? Грешки грешкам — рознь.
Я говорю всем открыто, что беру взятки, но чем взятки? Борзыми щенками.
Это совсем иное дело.