Неточные совпадения
Бальзаминова. Говорят: за чем пойдешь, то и найдешь! Видно, не всегда так бывает. Вот Миша ходит-ходит, а все не находит ничего. Другой бы бросил давно, а мой все не унимается.
Да коли правду сказать, так Миша очень справедливо рассуждает: «Ведь мне, говорит, убытку нет, что я хожу, а прибыль может
быть большая; следовательно, я должен ходить. Ходить понапрасну, говорит, скучно, а бедность-то еще скучней». Что правда то правда. Нечего с ним и спорить.
Бальзаминов.
Да Матрена меня разбудила на самом интересном месте. И очень нужно ей
было там чашки убирать.
Бальзаминов.
Да помилуйте! на самом интересном месте! Вдруг вижу я, маменька, будто иду я по саду; навстречу мне идет дама красоты необыкновенной и говорит: «Господин Бальзаминов, я вас люблю и обожаю!» Тут, как на смех, Матрена меня и разбудила. Как обидно! Что бы ей хоть немного погодить? Уж очень мне интересно, что бы у нас дальше-то
было. Вы не поверите, маменька, как мне хочется доглядеть этот сон. Разве уснуть опять? Пойду усну.
Да ведь, пожалуй, не приснится.
Бальзаминов. Сколько бы я ни прослужил: ведь у меня так же время-то идет, зато офицер. А теперь что я? Чин у меня маленький, притом же я человек робкий, живем мы в стороне необразованной, шутки здесь всё такие неприличные,
да и насмешки… А вы только представьте, маменька: вдруг я офицер, иду по улице смело; уж тогда смело
буду ходить; вдруг вижу — сидит барышня у окна, я поправляю усы…
Красавина. А вот какой: заведи тебя в середку,
да оставь одну, так ты и заблудишься, все равно что в лесу, и выходу не найдешь, хоть караул кричи. Я один раз кричала. Мало тебе этого, так у нас еще лавки
есть.
Красавина. Ну вот когда такой закон от тебя выдет, тогда мы и
будем жить по-твоему; а до тех пор, уж ты не взыщи, все
будет по старому русскому заведению: «По Сеньке шапка, по Еремке кафтан». А то вот тебе еще другая пословица: «Видит собака молоко,
да рыло коротко».
Бальзаминов.
Да что ты все: глупый
да глупый! Это для тебя я, может
быть, глуп, а для других совсем нет. Давай спросим у кого-нибудь.
Красавина.
Да ты все ли суды знаешь-то? Чай, только магистрат и знаешь? Нам с тобой
будет суд особенный! Позовут на глаза — и сейчас решение.
Красавина. Веришь ты, я для тебя всей душой! Коли
есть женихи на дне моря, я и со дна моря для твоего удовольствия достану.
Да уж и ты меня не обидь.
Красавина.
Да вот тебе первое. Коли не хочешь ты никуда ездить, так у себя дома сделай: позови баб побольше, вели приготовить отличный обед, чтобы вина побольше разного, хорошего; позови музыку полковую: мы
будем пить, а она чтоб играла. Потом все в сад, а музыка чтоб впереди,
да так по всем дорожкам маршем; потом опять домой
да песни, а там опять маршем.
Да так чтобы три дня кряду, а начинать с утра. А вороты вели запереть, чтобы не ушел никто. Вот тебе и
будет весело.
Красавина. Мало ли разговору,
да всему верить-то нельзя. Иногда колокол льют, так нарочно пустую молву пускают, чтоб звончее
был.
Красавина. Что хорошего! Сама знаешь, писано
есть об этом.
Да вот еще, для всякой осторожности, надобно тебе сказать: шайка разбойников объявилась.
Раиса. За Химкой-то уж подсматривать стали. Бабушка все ворчит на нее, должно
быть, что-нибудь заметила;
да старуха нянька все братцам пересказывает. Выходи, Анфиса, поскорей замуж, и я бы к тебе переехала жить: тогда своя воля; а то ведь это тоска.
Анфиса. Знаешь, Раиса, что я тебе говорила-то, что бежать-то с Лукьян Лукьянычем? Ведь это, может
быть, очень скоро
будет. Я уж, что нужно на первый раз, приготовила; хоть сейчас собраться,
да и
была такова.
Анфиса. Еще бы после этого
да я не поехала! Это даже
было бы неучтиво с моей стороны. (Читает.) «Впрочем, может
быть, вам ваша жизнь нравится и вся ваша любовь заключается в том, чтобы писать письма и заставлять обожателей во всякую погоду ходить по пятнадцати раз мимо ваших окон? В таком случае извините, что я предложил вам бежать со мной…»
Будь тут столб или дерево покрепче, так бы взял
да и разбил ее вдребезги.
Бальзаминов.
Да вы, может
быть, не оттого-с.
Красавина. Уж это не твое дело.
Будут. Только уж ты из-под моей власти ни на шаг. Что прикажу, то и делай! Как только хозяйка выдет, говори, что влюблен. (Показывая на забор.) Там тебе нечего взять, я ведь знаю; а здесь дело-то скорей выгорит,
да и денег-то впятеро против тех.
Матрена.
Да чему быть-то! Быть-то нечему!
Матрена. Оно точно, что говорить! Чем черт не шутит! Только уж на редкость это дело
будет, как наш
да на богатой женится!
Матрена. Не
было ни гроша,
да вдруг алтын!
Матрена. Вот тут
есть одна: об пропаже гадает. Коли что пропадет у кого, так сказывает.
Да и то по именам не называет, а больше всё обиняком. Спросят у нее: «Кто, мол, украл?» А она поворожит,
да и скажет: «Думай, говорит, на черного или на рябого». Больше от нее и слов нет.
Да и то, говорят, от старости, что ли, все врет больше.
Матрена.
Есть тут одна, гадает,
да ее теперича увезли.
Бальзаминов. Порядок, маменька, обыкновенный. Узнал я, что в доме
есть богатые невесты, и начал ходить мимо. Они смотрят
да улыбаются, а я из себя влюбленного представляю. Только один раз мы встречаемся с Лукьян Лукьянычем (я еще его не знал тогда), он и говорит: «За кем вы здесь волочитесь?» Я говорю: «Я за старшей». А и сказал-то так, наобум. «Влюбитесь, говорит, в младшую, лучше
будет». Что ж, маменька, разве мне не все равно?
Бальзаминов. Нет, маменька, не оттого, что уменья нет, а оттого, что счастья нет мне ни в чем.
Будь счастье, так все бы
было, и коляска, и деньги. И с другой невестой то же
будет: вот посмотрите. Придет сваха,
да такую весточку скажет, что на ногах не устоишь.
Вот,
пей,
да и говори уж что-нибудь одно.
Бальзаминов. Еще бы! На что мне теперь ум? A давеча, маменька, обидно
было, как денег-то нет,
да и ума-то нет, говорят, А теперь пускай говорят, что дурак: мне все одно.
Неточные совпадения
Хлестаков (придвигаясь).
Да ведь это вам кажется только, что близко; а вы вообразите себе, что далеко. Как бы я
был счастлив, сударыня, если б мог прижать вас в свои объятия.
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и
были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь
да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Бобчинский. Сначала вы сказали, а потом и я сказал. «Э! — сказали мы с Петром Ивановичем. — А с какой стати сидеть ему здесь, когда дорога ему лежит в Саратовскую губернию?» Да-с. А вот он-то и
есть этот чиновник.
Хлестаков.
Да вот тогда вы дали двести, то
есть не двести, а четыреста, — я не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы уже ровно
было восемьсот.
Осип.
Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам,
да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка
будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.