Неточные совпадения
Бальзаминов.
Как к чему? Что вы говорите! Вы
знаете, маменька,
какая у нас сторона! Я уж теперь далеко не хожу, а хожу тут поблизости.
Бальзаминов.
Как можно? Что вы, маменька! Разве они
знают учтивость? Ему бы только хохотать, дураку, благо горло широко, а там хоть человека до смерти загрызи, ему все равно.
Бальзаминов. Меня раза три травили. Во-первых, перепугают до смерти, да еще бежишь с версту, духу потом не переведешь. Да и страм!
какой страм-то, маменька! Ты тут ухаживаешь, стараешься понравиться — и вдруг видят тебя из окна, что ты летишь во все лопатки. Что за вид, со стороны-то посмотреть! Невежество в высшей степени… что уж тут! А вот теперь,
как мы с Лукьян Лукьянычем вместе ходим, так меня никто не смеет тронуть. А
знаете, маменька, что я задумал?
Бальзаминов. Помню, маменька;
как сейчас гляжу: лицо такое,
знаете, снисходительное…
Красавина. Нешто я, матушка, не понимаю? У меня совесть-то чище золота, одно слово — хрусталь, да что ж ты прикажешь делать, коли такие оказии выходят? Ты рассуди,
какая мне радость, что всякое дело все врозь да врозь. Первое дело — хлопоты даром пропадают, а второе дело — всему нашему званию мараль. А просто сказать: «
Знать, не судьба!» Вот и все тут. Ну да уж я вам за всю свою провинность теперь заслужу.
Красавина. Ну где ему! Тысяч до десяти сочтет, а больше не сумеет. А то вот еще
какие оказии бывают, ты
знаешь ли? Что-то строили, уж я не припомню, так артитехторы считали, считали, цифирю не хватило.
Бальзаминова. Нет, Миша, ты с ней не должен таким манером обращаться; ты еще не
знаешь,
какую она пользу может тебе сделать.
Бальзаминова. Нет, ты этого, Гавриловна, не делай. Это тебе грех будет! Ты, Миша, еще не
знаешь,
какие она нам благодеяния оказывает. Вот ты поговори с ней, а я пойду: признаться сказать, после бани-то отдохнуть хочется. Я полчасика, не больше.
Чебаков. Так вот что, Бальзаминов: нельзя иначе, надо непременно башмачником. А то
как же вы к ним в дом войдете? А вы наденьте сертук похуже, да фуражку, вот хоть эту, которая у вас в руках, волосы растреплите, запачкайте лицо чем-нибудь и ступайте. Позвоните у ворот, вам отопрут, вы и скажите, что, мол, башмачник, барышням мерку снимать. Там уж
знают, вас сейчас и проведут к барышням.
Чебаков. Только послушайте, ну,
как ваше начальство
узнает, что вы башмачным мастерством занимаетесь?
Красавина. Кто ж этого не
знает! Весь свет
знает. А это я к тому говорю, красавица ты моя писаная, что от кого же нам и жить-то, бедным сиротам,
как не от вас, богатых людей? Вам жить да нежиться, а нам для вас служить. Ты сиди только да придумывай, а я уж для тебя все, окромя разве птичьего молока.
Белотелова. Я уж не
знаю, об чем говорить. Нет ли по Москве разговору
какого?
Химка. Не
знаю какой, не
знаю. Батюшки, страсти! Говорит, знакомые послали, барышням мерку снимать, мерку снимать.
Красавина. Уж это не твое дело. Будут. Только уж ты из-под моей власти ни на шаг. Что прикажу, то и делай!
Как только хозяйка выдет, говори, что влюблен. (Показывая на забор.) Там тебе нечего взять, я ведь
знаю; а здесь дело-то скорей выгорит, да и денег-то впятеро против тех.
Бальзаминов. Извольте, маменька! Другой бы сын, получивши такое богатство-то, с матерью и говорить не захотел; а я, маменька, с вами об чем угодно, я гордости не имею против вас. Нужды нет, что я богат, а я к вам с почтением. И пусть все это
знают. С другими я разговаривать не стану, а с вами завсегда. Вот я
какой! (Садится.)
Бальзаминова. Ты не
знаешь, а то, чай,
как не быть. Такая ты незанимательная женщина: ни к чему у тебя любопытства нет.
Как будто мне и неловко, и точно
как завидно, и словно что за сердце сосет… уж я не
знаю,
как вам сказать.
Бальзаминов. Ну, так вот ты
знай же,
какой я человек! Маменька, смотрите,
какой я человек! Я тебе еще пятьдесят рублей прибавлю.
Сначала он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и в гостинице все нехорошо, и к нему не поедет, и что он не хочет сидеть за него в тюрьме; но потом,
как узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли, и, слава богу, все пошло хорошо.
— Пили уже и ели! — сказал Плюшкин. — Да, конечно, хорошего общества человека хоть где узнаешь: он не ест, а сыт; а как эдакой какой-нибудь воришка, да его сколько ни корми… Ведь вот капитан — приедет: «Дядюшка, говорит, дайте чего-нибудь поесть!» А я ему такой же дядюшка, как он мне дедушка. У себя дома есть, верно, нечего, так вот он и шатается! Да, ведь вам нужен реестрик всех этих тунеядцев? Как же, я,
как знал, всех их списал на особую бумажку, чтобы при первой подаче ревизии всех их вычеркнуть.
Неточные совпадения
Купцы. Так уж сделайте такую милость, ваше сиятельство. Если уже вы, то есть, не поможете в нашей просьбе, то уж не
знаем,
как и быть: просто хоть в петлю полезай.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул!
какого туману напустил! разбери кто хочет! Не
знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Хлестаков. Право, не
знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен,
как бревно. Я ему прямо скажу:
как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Как бы, я воображаю, все переполошились: «Кто такой, что такое?» А лакей входит (вытягиваясь и представляя лакея):«Иван Александрович Хлестаков из Петербурга, прикажете принять?» Они, пентюхи, и не
знают, что такое значит «прикажете принять».
Хлестаков. Черт его
знает, что такое, только не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (Ест.)Мошенники, канальи, чем они кормят! И челюсти заболят, если съешь один такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно
как деревянная кора, ничем вытащить нельзя; и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)Больше ничего нет?