Неточные совпадения
Русаков. Это ты хорошо, Иванушка, делаешь,
что к старшим
за советом ходишь. Ум хорошо, а два лучше… Хоть ты парень и умный, а старика послушай… старик тебе худа
не посоветует. Так ли я говорю, а...
Русаков. Да
что вам сказать-то? Ты знаешь, Дуня у меня одна… Одно утешение только и есть. Мне
не надо ни знатного, ни богатого, а чтобы был добрый человек да любил Дунюшку, а мне бы любоваться на их житье… право, так. Я, значит, должен это дело сделать с разумом, потому мне придется
за нее богу отвечать.
Баранчевский.
Что за шутки! Непременно есть полмиллиона, если
не больше. (Смотрит на часы.) Торопиться-то мне некуда; давай выпьем маленькую.
Вихорев. Это пустяки, этого быть
не может. Послушай, мой друг, вот это несчастье!.. вот
что называется несчастье!.. (Вскакивает.) Это, наконец, чорт знает
что такое… Понимаешь ли ты, я
за этим ехал сюда!.. Согласись, Баранчевский,
что ведь это ужасно досадно!.. Кто этот Бородкин?..
Вихорев. Так она
за него
не пойдет ни
за что! Я говорю тебе, Баранчевский,
что она влюблена в меня;
не стану же я тебя обманывать. Или, может быть, у вас тут обычай выдавать насильно. Ведь кто вас знает. Заедешь в такую глушь!.. Это чорт знает как досадно.
Что это со мной, тетенька,
за чудо сделалось! Я надивиться
не могу, как полюбила я Виктора Аркадьича!.. И надо же было этому делу сделаться!.. Беда, да и только…
Арина Федотовна. Плачь, пожалуй, коли тебе хочется. А по мне — сказала отцу,
что не хочу, мол,
за Бородкина итти, да и конец.
Вихорев. Ох, Максим Федотыч, страшно! Но, во всяком случае, так ли,
не так ли, я надеюсь,
что мы останемся друзьями. (Подает ему руку, тот кланяется. Вихорев подвигается к нему.) Влюблен, Максим Федотыч, влюблен… в Авдотью Максимовну влюблен. Я бы свозил ее в Москву, показал бы ей общество, разные удовольствия… у меня есть имение
не очень далеко отсюда. Я думаю,
что, выйдя
за меня, она нисколько себя
не уронит… А главное, мне хочется породниться с вами, Максим Федотыч… Ну, и чин у меня…
Вихорев. Однако неужели же вы своей дочери
не желаете добра,
что не хотите отдать ее
за человека благородного и притом такого, который ее любит?
Авдотья Максимовна. Я без него жить
не могу. Умереть мне легче,
чем итти
за другого.
Русаков.
Не подходи! Я тебя растил, я тебя берег пуще глазу.
Что греха на душу принял… ведь гордость меня одолела с тобой, я
не давал никому про своих детей слова выговорить, я думал,
что уж лучше тебя и на свете нет. Наказал бог по грехам! Говорю тебе, Авдотья, иди
за Бородкина.
Не пойдешь,
не будет тебе моего благословения. А чтоб я и
не слыхал про этого проходимца! Я его и знать
не хочу. Слышишь ты,
не доводи меня до греха! (Уходит.)
Русаков (вбегая). Где?
Что? Господи! (Всплеснув руками.) Побелела как снег, хоть в гроб клади!.. Дунюшка! (Берет
за руку.) Дунюшка! (Смотрит на нее.) Вот и мать такая же лежала в гробу — вот две капли воды. (Утирает слезы.) Господи!
не попусти! Дуня! (С ужасом.) Очнется ли она, очнется ль?.. Нет! Ужли ж я ее убил?.. (Стоит подле в оцепенении.)
Русаков. Ах, Дунюшка, кабы я знал,
что он степенный человек, да
что он тебя любит, я б тебя сейчас
за него отдал, и разговаривать бы
не стал.
Русаков. Ох, Дунюшка,
не верится мне… Ну, да вот мы это узнаем. Дело-то простое. Я ему скажу,
что за тобой ничего
не дам; коли любит, пускай так берет. Коли любит, возьмет и так.
Вихорев. Послушай, мой друг! Ты сама мне говорила,
что Максим Федотыч согласен; так
за что же он будет сердиться? Я тебе скажу откровенно, я тебя увез потому,
что у меня был тут свой расчет. Я знаю,
что старики упрямы; нынче он согласен, а завтра, пожалуй, заупрямится, как лошадь. Ну,
что ж хорошего?.. А уж как дело-то сделано, так назад
не воротишь.
Вихорев. Ни
за что, душа моя! Нет, уж я так глуп
не буду; уж я теперь с тобой
не расстанусь, благо мне случай помог!
Авдотья Максимовна. Ну, нет,
не знаю: он у нас
что сказал, то и свято. Опять же он на меня теперь всердцах,
что я его
не послушала; он ни
за что не даст.
Вихорев. Кому нужно даром-то вас брать! Можно было, я думаю, догадаться,
не маленькая! Любовь да нежности всё на уме!.. Ведь глупость-то какая! Все вы думаете,
что вас
за красоту берут, так с ума и сходят!
Авдотья Максимовна (вставая и покрываясь платком). Да отсохни у меня язык, если я у него попрошу хоть копейку! (Подходит к нему.)
Не будет вам счастья, Виктор Аркадьич,
за то,
что вы наругались над бедной девушкой… Вы у меня всю жизнь отняли. Мне теперь легче живой в гроб лечь,
чем домой явиться: родной отец от меня отступится; осрамила я его на старости лет; весь город будет на меня пальцами показывать.
Русаков. Ты останься. Ну, сестрица, голубушка, отблагодарила ты меня
за мою хлеб-соль! Спасибо! Лучше б ты у меня с плеч голову сняла, нечем ты это сделала. Твое дело, порадуйся! Я ее в страхе воспитывал да в добродетели, она у меня как голубка была чистая. Ты приехала с заразой-то своей. Только у тебя и разговору-то было
что глупости… все речи-то твои были такие вздорные. Ведь тебя нельзя пустить в хорошую семью: ты яд и соблазн! Вон из моего дома, вон! Чтобы нога твоя
не была здесь!
Бородкин. А то вас
не ругать!
Что ж, хвалить,
что ли,
за этакие дела?
Арина Федотовна. Да уж теперь
не то,
что прежде — и посмотреть-то на нее ты должен
за счастье считать.
Русаков. Я ее теперь и видеть
не хочу,
не велю и пускать к себе, живи она, как хочешь! (Молчание.) Я уж
не увижу ее… Коли кто из вас увидит ее, так скажите ей,
что отец ей зла
не желает,
что коли она, бросивши отца, может быть душой покойна, жить в радости, так бог с ней! Но
за поругание мое, моей седой головы, я видеть ее
не хочу никогда. Дуня умерла у меня! Нет,
не умерла, ее и
не было никогда! Имени ее никто
не смей говорить при мне!..
Бородкин. Вы давеча сами обещали. Я вот от своего слова
не пячусь, а вы пятитесь. А уж это
не порядок, Максим Федотыч!.. Положим, хоша она ваша дочь, а
за что ж ее обижать. Авдотья Максимовна и так обижена кругом, должен кто-нибудь
за нее заступиться. Ее ж обидели, да ее же и бранить. По крайней мере она у нас будет ласку видеть от меня и от маменьки.
Что ж такое, со всяким грех бывает.
Не нам судить!
Авдотья Максимовна. Иван Петрович! я
за вас буду вечно богу молить, вы заступились
за бедную девушку. Уж коли тятенька говорит вам,
что вам нужно девушку честную,
чего же мне ждать от других-то?.. Этакую муку терпеть!.. Меня б на неделю
не стало!.. Кабы кто видел мою душу!.. Каково мне теперь!.. Я честная девушка, Иван Петрович — я вас обманывать
не стану. Скажите вы это всем и тятеньке.
Русаков (пораженный). Эх-ма, сват, состарелся я, а все еще глуп.
За что я ее обидел? Во гневе скажешь слово, а его уж
не воротишь. Слово-то, как стрела. Ведь иногда словом-то обидишь больше,
чем делом! Так ли, сват?.. А это грех… Дунюшка, словечко-то у меня давеча всердцах вырвалось, маленько оно обидно, так ты его к сердцу
не принимай. Самому было горько, ну и сказал лишнее.
Неточные совпадения
Анна Андреевна.
Что тут пишет он мне в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька,
что состояние мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие,
за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего
не понимаю: к
чему же тут соленые огурцы и икра?
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат,
не такого рода! со мной
не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире
не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)
Что это
за жаркое? Это
не жаркое.
Хлестаков. Право,
не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я
не могу жить без Петербурга.
За что ж, в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь
не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я
не хочу после… Мне только одно слово:
что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и
не узнали! А все проклятое кокетство; услышала,
что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает,
что он
за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Да объяви всем, чтоб знали:
что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, —
что выдает дочь свою
не то чтобы
за какого-нибудь простого человека, а
за такого,
что и на свете еще
не было,
что может все сделать, все, все, все!