Неточные совпадения
Круглова. Да
и кажется… Господи-то меня сохрани! Видела я, дочка, видела эту приятность-то.
И теперь еще, как вспомню, так по ночам вздрагиваю. А как приснится, бывало, поначалу-то, твой покойный отец, так меня сколько раз в истерику ударяло. Веришь ты, как я зла на них, на этих самодуров проклятых!
И отец-то у меня был такой,
и муж-то у меня был еще хуже,
и приятели-то его
все такие же;
всю жизнь-то они из меня вымотали. Да, кажется, приведись
только мне, так я б одному за
всех выместила.
Ипполит. Оно точно, что стыдно; конечно, что невежество с моей стороны, а
только ежели утерпеть нет никакой возможности… Хоша я человек теперича не вполне, потому как живу людях
и во
всем зависим, но при
всем том, ежели я вам сколько-нибудь не противен, я вашей маменьке во
всем могу открыться как должно.
Ахов. Да ты
только рассуди, как ему с хозяином в одной комнате? Может, я
и разговорюсь у вас; может, пошутить с вами захочу; а он, рот разиня, слушать станет? Он в жизни от меня, кроме приказу да брани, ничего не слыхивал. Какой же у него страх будет после этого? Онскажет, наш хозяин-то такие же глупости говорит, как
и все прочие люди. А он знать этого не должен.
Ахов. Ты богатого человека, коли он до тебя милостив, блюди пуще ока своего. Потому, ты своего достатка не имеешь; нужда али что, к кому тебе кинуться? А второе: разве ты знаешь, разве тебе чужая душа открыта, за что богатый человек к тебе милостив? Может, он так
только себе отвагу дает, а может, сурьёз! Потому что для нашего брата, ежели что захотелось, дорогого нет; а у вас, нищей братии, ничего заветного нет;
все продажное.
И вдруг из гроша рубль. Поняла?
Круглова. Что видеть-то? Я
и не то видала. Чмокнуть-то губами невелико дело! Хошь бы тебя она теперь! Это что!
Все равно что горшок об горшок; сколько ни бей, а масла небудет. А то есть дело, которое совсем другого рода; тогда уж мать смотри
только.
На фабрике-то у нас елехтор немец, Вандер,
и такой-то злой пить, что, кажется, как
только утроба человеческая помещает;
и что ни пьет,
все ему ничего,
только что еще лучше,
все он цветней да глазастей становится.
Ипполит. Даже очень немногим-с. Вот
и сейчас он в моих руках. (Показывает векселя.)
Всему только делу остановка, что у меня совести довольно достаточно.
Ахов. Да чем вам гордиться-то! Богатый человек, ну, гордись, превозносись собой; а твое дело, Федосевна,
только кланяйся.
Всем кланяйся
и за
все кланяйся, что-нибудь
и выкланяешь, да
и глядеть-то на тебя всякому приятнее.
Ахов. Какой для тебя закон писан, дурак? Кому нужно для вас, для дряни, законы писать? Какие такие у тебя права, коли ты мальчишка,
и вся цена тебе грош? Уж очень много вы о себе думать стали! Написаны законы, а вы думаете это про вас. Мелко плаваете, чтобы для вас законы писать. Вот покажут тебе законы! Для вас закон — одна воля хозяйская, а особенно когда ты сродственник. Ты поговорить пришел, милый? Ну, говори, говори, я слушаю;
только не пеняй потом, коли солоно придется. Что тебе надо?
Ипполит. Чем вы меня, дяденька, испугать можете, коли я сам своей жизни не рад. Умерла моя надежда,
и скончалася любовь — значит,
всему конец. Ха-ха-ха! Я теперича жизнь свою жертвую, чтобы
только люди знали, сколь вы тиран для своих родных.
Ахов. Оно
и видно, что ты ее знаешь! Была у вас честь да отошла. Делая я вам честь, бывал у вас; так у вас
и в комнатах-то было светлей, оттого
только, что я тут. Была бы вам честь, кабы дочь твоя купчихой Аховой называлась. Вот это честь! Я брошу вас,
и опять в потемках жить будете. А то честь! Да вам
всю жизнь не узнать, в чем она
и ходит-то.
— Солдату из охраны руку прострелили,
только и всего, — сказал кондуктор. Он все улыбался, его бритое солдатское лицо как будто таяло на огне свечи. — Я одного видел, — поезд остановился, я спрыгнул на путь, а он идет, в шляпе. Что такое? А он кричит: «Гаси фонарь, застрелю», и — бац в фонарь! Ну, тут я упал…
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему
всё бы
только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш дом был первый в столице
и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти
и нужно бы
только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза
и нюхает.)Ах, как хорошо!
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так
и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально,
и почему ж сторожу
и не завесть его?
только, знаете, в таком месте неприлично… Я
и прежде хотел вам это заметить, но
все как-то позабывал.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне
только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А
все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе
и сейчас! Вот тебе ничего
и не узнали! А
все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь,
и давай пред зеркалом жеманиться:
и с той стороны,
и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Запиши
всех, кто
только ходил бить челом на меня,
и вот этих больше
всего писак, писак, которые закручивали им просьбы.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет
и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног.
Только бы мне узнать, что он такое
и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается
и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену.
Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)