Наблюдатель. Нет, не все равно; деньги разные бывают. Прежде покутить любо было. Прежде деньги были веселые, хорошие такие, барские. Где, бывало, кутят, где бросают деньги, туда иди смело.
Так и знаешь, что компания хорошая, люди честные, доверчивые, великодушные, бесхитростные, как птицы небесные, которые ни сеют, ни жнут, ни в житницы не собирают.
Неточные совпадения
Сколько в миллионе денег, я
и сама не
знаю, а говорю
так, потому что это слово в моду пошло.
Михевна. Какое писанье! когда ему! Он
и дома-то не живет.
И занавески ему на окна переменит,
и мебель всю заново. А уж это посуда, белье
и что прочее,
так он
и не
знает, как у него все новое является, — ему-то все кажется, что все то же. Да чего уж, до самой малости: чай с сахаром,
и то от нас туда идет.
Михевна. Наша слабость
такая, женская. Разумеется, по надежде говоришь, что ничего из этого дурного не выдет. А кто же вас
знает: в чужую душу не влезешь, может, вы с каким умыслом выспрашиваете. Да вот она
и сама, а я уж по хозяйству пойду. (Уходит.)
Юлия. Да я
и не разоряюсь,
и не думала разоряться: он сам богат. А все ж
таки, чем-нибудь привязать нужно. Живу я, тетенька, в глуши, веду жизнь скромную, следить за ним не могу: где он бывает, что делает… Иной раз дня три, четыре не едет, чего не передумаешь; рада бог
знает что отдать, только бы увидать-то.
Глафира Фирсовна. Чем привязать, не
знаешь? А ворожба-то на что! Чего другого, а этого добра в Москве не занимать стать.
Такие снадобья
знают, испробованные. Я дамы четыре
знаю, которые этим мастерством занимаются. Вон Манефа говорит: «Я своим словом на краю света, в Америке, достану
и там на человека тоску да сухоту нагоню. Давай двадцать пять рублей в руки, из Америки ворочу». Вот ты бы съездила.
Глафира Фирсовна. Я
так, на счастье говорю, не пугайся: мои миллионы маленькие. А только много, очень много, страсть сколько деньжищев! Чужая душа — потемки: кто
знает, кому он деньги-то оставит. Вот все родные-то перед ним
и раболепствуют.
И тебе тоже его огорчать-то бы не надо.
Юлия. Не
знаю, едва ли. Но как просить у него? Сказать ему, что я солгала, что у меня капиталу уж нет?
Так ведь надо объяснить, куда он делся. Придется выслушивать разные упреки
и сожаления, а может быть,
и неучтивый презрительный отказ. Сколько стыда, унижения перенесешь! Ведь это пытка!
И я его
знаю, года три назад он в одном знакомом доме сватался,
так я у него даже на квартире бывала.
Наблюдатель.
Так и отберут, как отбирают: руками. Вы науку «политическую экономию»
знаете?
Лавр Мироныч. Да, посмотрим еще! Ты всю жизнь за счет должников
и обедаешь
и ужинаешь,
так навострился, вкус
знаешь. (Рассматривает книжку.)
Юлия.
И, мать моя, неловко, не годится. Да что на
такое дело жалеть! Я
и платье новое закажу. Я
знаешь, что думаю? Сделать себе убор из незабудок.
Глафира Фирсовна. Ах, боже мой, какую надобность!.. Вы, Флор Федулыч, стало быть, женской натуры не
знаете. Поди-ко, утерпи!
Так тебя
и подмывает, да чтоб первой, чтоб кто другой не перебил.
Юлия. Да ступайте, кто вас держит… Погодите… Надо же мне
знать… Совсем, что ли, он хочет меня бросить?
Так вы бы
и говорили! Да
и как еще он смеет это сделать? Как смеет?
Дульчин.
И я человек понимающий, Глафира Фирсовна: я
знаю, что душа дороже денег. Я
такую душу нашел, не беспокойтесь.
Дульчин (схватясь за голову). Были в моей жизни минуты, когда я был гадок сам себе, но
такого отчаяния,
такого аду я еще не испытывал;
знал я за собой слабости, проступки, оплакивал их, хоть
и без пользы… а уж это ведь преступление! Ведь я… ведь я — убийца! (Останавливается перед портретом Юлии.)
Неточные совпадения
Купцы.
Так уж сделайте
такую милость, ваше сиятельство. Если уже вы, то есть, не поможете в нашей просьбе, то уж не
знаем, как
и быть: просто хоть в петлю полезай.
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть
и большая честь вам, да все,
знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли…
И батюшка будет гневаться, что
так замешкались.
Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые
так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально,
и почему ж сторожу
и не завесть его? только,
знаете, в
таком месте неприлично… Я
и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Как бы, я воображаю, все переполошились: «Кто
такой, что
такое?» А лакей входит (вытягиваясь
и представляя лакея):«Иван Александрович Хлестаков из Петербурга, прикажете принять?» Они, пентюхи,
и не
знают, что
такое значит «прикажете принять».
Хлестаков. Черт его
знает, что
такое, только не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (Ест.)Мошенники, канальи, чем они кормят!
И челюсти заболят, если съешь один
такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно как деревянная кора, ничем вытащить нельзя;
и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)Больше ничего нет?