Неточные совпадения
Что касается до его наружности, то он
был в полном смысле атлет, в сажень почти ростом и с огромной курчавой
головой.
Анна Павловна, сидевшая в своей спальне, слышала весь этот разговор; но, кажется, она привыкла к подобным выходкам мужа и только покачала
головой с какою-то горькою улыбкой, когда он назвал ее писательницей. Она
была очень худа и бледна. Через четверть часа Мановский вернулся и, казалось,
был еще более чем-то раздосадован. Он прямо пошел в спальню.
В это время в залу вошел низенький, невзрачный человек, но с огромной, как обыкновенно бывает у карликов,
головой. В одежде его видна
была страшная борьба опрятности со временем, щегольства с бедностью. На плоском и широком лице его сияло удовольствие. Он быстро проходил залу, едва успевая поклониться некоторым из гостей. Хозяин смотрел, прищурившись, чтобы узнать, кто это
был новоприезжий.
Всем им граф слегка кивнул
головой, и на лице его заметно отразилось неудовольствие: ему
было досадно, что Анна Павловна, кроме него, должна
будет заниматься с прочими гостями.
Разговор прекратился на несколько минут. Веселая и беспечная Клеопатра Николаевна
была решительно не в духе. Задор-Мановский сидел, потупя
голову. Эльчанинов придумывал средства, чем бы разбесить своего соперника: об Анне Павловне… Увы!.. она не приходила ему в
голову, и в Задор-Мановском он уже видел в эту минуту не мужа ее, а искателя вдовы.
Огромная красная рука, с напряженными жилами, поддерживала
голову, другая
была свешена.
Первым движением Эльчанинова
было вступиться за бедную женщину и для того войти в гостиную и раскроить стулом
голову ее мучителю.
— Я не имею чести
быть знакома с вами, граф, — отвечала Клеопатра Николаевна, приподняв с гордостью
голову.
— Вы позволили мне
быть у вас? — сказал граф с легким наклонением
головы.
— Вы, Алексей Михайлыч, изволите сегодня
быть как будто расстроены! — сказал он, видя, что предводитель сидел, потупя
голову.
Были даже минуты, когда ему приходило в
голову, что как бы
было хорошо, если бы он
был совершенно свободен — не связан с этой женщиною; как бы мог он воспользоваться покровительством графа, который мог ему доставить место при посольстве; он поехал бы за границу, сделался бы секретарем посольства, и так далее…
— Какое? Я не знаю, собственно, какое, — отвечал с досадою Эльчанинов, которому начинали уже надоедать допросы приятеля, тем более, что он действительно не знал, потому что граф, обещаясь, никогда и ничего не говорил определительно; а сам он беспрестанно менял в
голове своей места: то воображал себя правителем канцелярии графа, которой у того, впрочем, не
было, то начальником какого-нибудь отделения, то чиновником особых поручений при министре и даже секретарем посольства.
Эльчанинов взял. Кровь бросилась у него в
голову, он готов
был в эти минуты убить всех троих, если бы достало у него на это силы.
Через четверть часа вошел к нему Савелий, который спас Анну Павловну от свидания с мужем тем, что выскочил с нею в окно в сад, провел по захолустной аллее в ржаное поле, где оба они, наклонившись, чтобы не
было видно
голов, дошли до лугов; Савелий посадил Анну Павловну в стог сена, обложил ее так, что ей только что можно
было дышать, а сам опять подполз ржаным полем к усадьбе и стал наблюдать, что там делается. Видя, что Мановский уехал совсем, он сбегал за Анной Павловной и привел ее в усадьбу.
— Да, чтобы недолго, пожалуйста, недолго! Сядь ко мне поближе, посмотри на меня. Ах, как я люблю тебя! — И она снова обвила
голову Эльчанинова своими руками и крепко прижала к груди. — Завтра тебя не
будет уже в это время, ты
будешь далеко, а я одна… одна… — И она снова залилась слезами.
— Ваше дело
будет жаловаться, а мое
будет отвечать, — возразил на это губернатор с заметною сухостью, и Мановский, поклонившись ему гордо, вышел. Несмотря на свою свирепую запальчивость, он на этот раз себя сдержал, насколько мог, понимая, что губернатор не захочет да и не может даже ничего сделать тут. Выйдя из губернаторского дома и проходя бульваром, он, как бы желая освежиться, шел без шапки и все что-то хватался за
голову.
Граф невольно отвернул глаза от образа и взглянул на кровать: Анна Павловна крепко спала; на бледном лице ее видна
была улыбка, как будто бы ей снились приятные грезы; из-под белого одеяла выставлялась почти до плеча
голая рука, несколько прядей волос выбивались из-под ночного чепчика.
Как изменился он с тех пор, как мы в первый раз с ним встретились: здоровый и свежий цвет лица его
был бледен, густые волосы, которые он прежде держал всегда в порядке, теперь безобразными клочками лежали на
голове; одет он
был во что попало; занятый, как видно, тяжелыми размышлениями, он, впрочем, не переставал прислушиваться, что делалось в соседней комнате.
В Могилках тоже
были слезы. В той же самой гостиной, в которой мы в первый раз встретили несокрушимого, казалось, физически и нравственно Михайла Егорыча, молодцевато и сурово ходившего по комнате, он уже полулежал в креслах на колесах; правая рука его висела, как плеть, правая сторона щеки и губ отвисла. Матрена, еще более пополневшая,
поила барина чаем с блюдечка, поднося его, видно, не совсем простывшим, так что больной, хлебнув, только морщился и тряс
головою.
— Пешком? Ах, бедненький, ему, верно, не на что
было ехать, — произнесла предводительша и покачала
головой.
— Другой — кого ты разумеешь —
есть голь окаянная, грубый, необразованный человек, живет грязно, бедно, на чердаке; он и выспится себе на войлоке где-нибудь на дворе. Что этакому сделается? Ничего. Трескает-то он картофель да селедку. Нужда мечет его из угла в угол, он и бегает день-деньской. Он, пожалуй, и переедет на новую квартиру. Вон, Лягаев, возьмет линейку под мышку да две рубашки в носовой платок и идет… «Куда, мол, ты?» — «Переезжаю», — говорит. Вот это так «другой»! А я, по-твоему, «другой» — а?
Неточные совпадения
Анна Андреевна. У тебя вечно какой-то сквозной ветер разгуливает в
голове; ты берешь пример с дочерей Ляпкина-Тяпкина. Что тебе глядеть на них? не нужно тебе глядеть на них. Тебе
есть примеры другие — перед тобою мать твоя. Вот каким примерам ты должна следовать.
Городничий. И не рад, что
напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не
быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в
голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Городничий. Не погуби! Теперь: не погуби! а прежде что? Я бы вас… (Махнув рукой.)Ну, да бог простит! полно! Я не памятозлобен; только теперь смотри держи ухо востро! Я выдаю дочку не за какого-нибудь простого дворянина: чтоб поздравление
было… понимаешь? не то, чтоб отбояриться каким-нибудь балычком или
головою сахару… Ну, ступай с богом!
Он, как водой студеною, // Больную
напоил: // Обвеял буйну
голову, // Рассеял думы черные, // Рассудок воротил.
Он
пил, а баба с вилами, // Задравши кверху
голову, // Глядела на него.