— Ништо бы ему! Кормилец, справедливо баешь, — отозвался подошедший и ставший около нас, с сложенными руками,
рыжий мужик, — эдакой озорник на эту животинку, что и боже упаси!
— Не все такие, — хоть бы и из нашего брата, Егор Парменыч, — возразил
рыжий мужик, — може, во всей вотчине один такой и выискался. Вот горбун такой же мужик, а по-другому живет: сам куска не съест, а лошадь накормит; и мы тоже понимаем, у скота языка нет: не пожалуется — что хошь с ней, то и делай.
— Один в деле, по рассудку, спросит, а другой просто те оказать обидчик: оборвет да облает — вот-те и порядки все, — добавил
рыжий мужик.
— Ну как, Егор Парменыч, не бывало! — сказал опять
рыжий мужик, видно, заклятой в душе враг его. — Доказывать-то на тебя не смели, а може, бывало и больше… где лаской, а где и другим брал…
Повар приехал несколькими минутами ранее нас и, по-видимому, уже успел распорядиться и предупредить кого следовало, потому что при самом въезде в околицу встретил нас староста (сын бурмистра), дюжий и
рыжий мужик в косую сажень ростом, верхом и без шапки, в новом армяке нараспашку.
Неточные совпадения
— Поболталась я в Москве, в Питере. Видела и слышала в одном купеческом доме новоявленного пророка и водителя умов. Помнится, ты мне рассказывал о нем: Томилин, жирный,
рыжий, весь в масляных пятнах, как блинник из обжорки. Слушали его поэты, адвокаты, барышни всех сортов, раздерганные умы, растрепанные души. Начитанный
мужик и крепко обозлен: должно быть, честолюбие не удовлетворено.
Лысый Григорий Иванович, показывая себя знатоком хлеба и воды, ворчал, что хлеб — кисел, а вода — солона, на противоположном конце стола буянил
рыжий Семен, крикливо доказывая соседу, широкоплечему
мужику с бельмом на правом глазе:
Уже смеркалось, когда явился веселый, румяный Фроленков и с ним трое
мужиков: один — тоже высокий, широколобый,
рыжий, на деревянной ноге, с палочкой в мохнатой лапе, суровое, носатое лицо окружено аккуратно подстриженной бородой, глаза спрятаны под густыми бровями, на его могучей фигуре синий кафтан; другой — пониже ростом, лысый, седобородый, курносый, в полукафтанье на вате, в сапогах из какой-то негнущейся кожи, точно из кровельного железа.
Упираясь головой в забор, огненно-рыжий
мужик кричал в щель между досок:
— Картошка — народ! — взвизгнул голосок
мужика средних лет с глазами совы, с круглым красным лицом в
рыжей щетине.