Я, когда вышел из университета, то много занимался русской историей, и меня всегда и больше всего поражала эпоха междуцарствия: страшная пора — Москва без царя, неприятель и неприятель всякий, — поляки, украинцы и даже черкесы, — в самом центре государства; Москва приказывает, грозит, молит к Казани, к Вологде, к Новгороду, — отовсюду молчание, и потом вдруг, как бы мгновенно, пробудилось сознание опасности; все разом встало, сплотилось, в год какой-нибудь вышвырнули неприятеля; и покуда, заметьте, шла вся эта неурядица, самым правильным образом происходил суд, собирались подати, формировались новые рати, и вряд ли это не народная наша черта: мы не любим приказаний; нам
не по сердцу чересчур бдительная опека правительства; отпусти нас посвободнее, может быть, мы и сами пойдем по тому же пути, который нам указывают; но если же заставят нас идти, то непременно возопием; оттуда же, мне кажется, происходит и ненависть ко всякого рода воеводам.
Неточные совпадения
Никто уже
не сомневался в ее положении; между тем сама Аннушка, как ни тяжело ей было, слова
не смела пикнуть о своей дочери — она хорошо знала
сердце Еспера Иваныча:
по своей стыдливости, он скорее согласился бы умереть, чем признаться в известных отношениях с нею или с какою бы то ни было другою женщиной:
по какому-то врожденному и непреодолимому для него самого чувству целомудрия, он как бы хотел уверить целый мир, что он вовсе
не знал утех любви и что это никогда для него и
не существовало.
Анна Гавриловна, — всегда обыкновенно переезжавшая и жившая с Еспером Иванычем в городе, и видевши, что он почти каждый вечер ездил к князю, — тоже, кажется, разделяла это мнение, и один только ум и высокие качества
сердца удерживали ее в этом случае: с достодолжным смирением она сознала, что
не могла же собою наполнять всю жизнь Еспера Иваныча, что, рано или поздно, он должен был полюбить женщину, равную ему
по положению и
по воспитанию, — и как некогда принесла ему в жертву свое материнское чувство, так и теперь задушила в себе чувство ревности, и (что бы там на
сердце ни было) по-прежнему была весела, разговорчива и услужлива, хотя впрочем, ей и огорчаться было
не от чего…
Она, в свою очередь, кажется, заметила
не совсем благоприятное впечатление, произведенное избранником
сердца ее на Павла, и ей, как видно, хотелось
по этому поводу переговорить с ним, потому что она, явно без всякой особенной надобности, услала Постена.
Но как — он и сам
не мог придумать, и наконец в голове его поднялась такая кутерьма: мысль за мыслью переходила, ощущение за ощущением, и все это связи даже никакой логической
не имело между собою; а на
сердце по-прежнему оставалось какое-то неприятное и тяжелое чувство.
Малейшие стоны его, я вообразить
не могу, до какой степени раздирали мне
сердце, но, впрочем, ты сам знаешь
по собственному опыту, что я в привязанностях моих пределов
не знаю, и вдруг за все это, за всю любовь и службу моему супругу, я начинаю видеть, что он все чаще и чаще начинает приезжать домой пьяный.
С письмом этим Вихров предположил послать Ивана и ожидал доставить ему удовольствие этим, так как он там увидится с своей Машей, но
сердце Ивана уже было обращено в другую сторону; приехав в деревню, он
не преминул сейчас же заинтересоваться новой горничной, купленной у генеральши, но та сейчас сразу отвергла все его искания и прямо в глаза назвала его «сушеным судаком
по копейке фунт».
Дама
сердца у губернатора очень любила всякие удовольствия, и
по преимуществу любила она составлять благородные спектакли —
не для того, чтобы играть что-нибудь на этих спектаклях или этак, как любили другие дамы, поболтать на репетициях о чем-нибудь, совсем
не касающемся театра, но она любила только наряжаться для театра в костюмы театральные и, может быть, делала это даже
не без цели, потому что в разнообразных костюмах она как будто бы еще сильней производила впечатление на своего сурового обожателя: он смотрел на нее, как-то более обыкновенного выпуча глаза, через очки, негромко хохотал и слегка подрягивал ногами.
и при этом начальник губернии почему-то прослезился даже; одно только ему
не понравилось, что Пиколова играла какую-то подчиненную роль; она,
по научению Вихрова, представляла какое-то совершенно покорное ему существо. Начальник губернии любил, чтобы дама его
сердца была всегда и везде первая.
— Дай бог, чтобы я-то была достойна его, — сказала Юлия. — Конечно, я уж
не могу принести ему ни молодого
сердца, ни свежего чувства, но,
по крайней мере, буду ему покорна и честно исполню свой долг.
Я видел также, что, хотя новая книга и
не по сердцу мужику, он смотрит на нее с уважением, прикасается к ней осторожно, словно книга способна вылететь птицей из рук его. Это было очень приятно видеть, потому что и для меня книга — чудо, в ней заключена душа написавшего ее; открыв книгу, и я освобождаю эту душу, и она таинственно говорит со мною.
Неточные совпадения
Не знаешь сам, что сделал ты: // Ты снес один
по крайности // Четырнадцать пудов!» // Ой, знаю!
сердце молотом // Стучит в груди, кровавые // В глазах круги стоят, // Спина как будто треснула…
Вдруг песня хором грянула // Удалая, согласная: // Десятка три молодчиков, // Хмельненьки, а
не валятся, // Идут рядком, поют, // Поют про Волгу-матушку, // Про удаль молодецкую, // Про девичью красу. // Притихла вся дороженька, // Одна та песня складная // Широко, вольно катится, // Как рожь под ветром стелется, //
По сердцу по крестьянскому // Идет огнем-тоской!..
Нельзя сказать, чтоб предводитель отличался особенными качествами ума и
сердца; но у него был желудок, в котором, как в могиле, исчезали всякие куски. Этот
не весьма замысловатый дар природы сделался для него источником живейших наслаждений. Каждый день с раннего утра он отправлялся в поход
по городу и поднюхивал запахи, вылетавшие из обывательских кухонь. В короткое время обоняние его было до такой степени изощрено, что он мог безошибочно угадать составные части самого сложного фарша.
Произошло объяснение; откупщик доказывал, что он и прежде был готов
по мере возможности; Беневоленский же возражал, что он в прежнем неопределенном положении оставаться
не может; что такое выражение, как"мера возможности", ничего
не говорит ни уму, ни
сердцу и что ясен только закон.
Тут же, кстати, он доведался, что глуповцы,
по упущению, совсем отстали от употребления горчицы, а потому на первый раз ограничился тем, что объявил это употребление обязательным; в наказание же за ослушание прибавил еще прованское масло. И в то же время положил в
сердце своем: дотоле
не класть оружия, доколе в городе останется хоть один недоумевающий.