Неточные совпадения
Никто уже не сомневался в ее положении; между тем сама Аннушка, как ни тяжело ей было, слова не
смела пикнуть о своей дочери — она хорошо знала сердце Еспера Иваныча: по своей стыдливости, он скорее согласился бы умереть, чем признаться в известных отношениях с нею или с какою бы то ни было другою женщиной: по какому-то врожденному и непреодолимому для него самого чувству целомудрия, он как бы
хотел уверить целый мир, что он вовсе не знал утех любви и что это никогда для него и не существовало.
— Грешник, мучимый в аду! — обратился к нему Николай Силыч. — Ты давно уже жаждешь и
молишь: «Да обмочит кто
хотя перст единый в вине и даст мини пососати!» На, пей и лакай! — прибавил он, изготовляя и пододвигая к приятелю крепчайший стакан пунша.
— Что же это они священный союз [Священный Союз — союз, заключенный в Париже в 1815 году Россией, Австрией и Пруссией с целью подавления революционных и национально-освободительных движений.], что ли,
хотят вспомнить? —
заметил Еспер Иваныч.
Хотя я с детства
наметалВо всякой краже обе руки,
Но ты в сей выспренней науке
Мне будешь вечный идеал!
В оставленном им обществе, между тем, инженер тоже
хотел было представить и передразнить Каратыгина [Каратыгин Василий Андреевич (1802—1853) — известный актер-трагик.] и Толченова [Толченов Павел Иванович (1787—1862) — артист московской и петербургской трупп на ролях резонеров.], но сделал это так неискусно, так нехудожественно, что даже сам
заметил это и, не докончив монолога, на словах уже старался пояснить то, что он
хотел передать.
Ему хотелось и приятно было погордиться ею перед приятелями: существенного недостатка ее, состоящего в малом образовании, они, вероятно, не
заметят, а наружности она была прекрасной; точно так же и перед ней он
хотел похвастаться приятелями или, по крайней мере, умом их.
Вихров глядел на него с некоторым недоумением: он тут только
заметил, что его превосходительство был сильно простоват; затем он посмотрел и на Мари. Та старательно намазывала масло на хлеб,
хотя этого хлеба никому и не нужно было. Эйсмонд, как все
замечали, гораздо казался умнее, когда был полковником, но как произвели его в генералы, так и поглупел… Это, впрочем, тогда было почти общим явлением: развязнее, что ли, эти господа становились в этих чинах и больше высказывались…
Все слова, напечатанные в настоящем повествовании курсивом, были подчеркнуты в письме Клеопатры Петровны по одному разу, а некоторые — даже и по два раза. Она явно
хотела, по преимуществу, обратить на них внимание Вихрова, и он действительно
заметил их и прежде всего поспешил ее успокоить и сейчас же написал ответ ей.
— Ничего,
смей! — говорил Вихров и
хотел было опять привлечь ее к себе, но в это время вошел Иван.
— То ужасно, — продолжал Вихров, — бог дал мне, говорят, талант, некоторый ум и образование, но я теперь пикнуть не
смею печатно, потому что подавать читателям воду, как это делают другие господа, я не могу; а так писать, как я
хочу, мне не позволят всю жизнь; ну и прекрасно, — это, значит, убили во мне навсегда; но мне жить даже не позволяют там, где я
хочу!..
Понятые молчали. Высокий мужик как будто бы
хотел что-то возразить, но, кажется, не
посмел.
— Главное дело тут —
месть нехороша, — начал он, — господин Вихров не угодил ему, не
хотел угодить ему в деле, близком для него; ну, передай это дело другому — и кончено, но мстить, подбирать к этому еще другие дела — по-моему, это нехорошо.
Вихров вскоре после того
хотел было и уехать, но за ним зорко следила m-lle Прыхина. Каким-то вороном мрачным ходила она по зале и, как только
заметила, что Вихров один, подошла к нему и сказала ему почти строгим голосом...
В половине обедни в церковь вошел Кергель. Он не был на этот раз такой растерянный; напротив, взор у него горел радостью,
хотя, сообразно печальной церемонии, он и старался иметь печальный вид. Он сначала очень усердно помолился перед гробом и потом,
заметив Вихрова, видимо, не удержался и подошел к нему.
Но для него, знавшего ее, знавшего, что, когда он ложился пятью минутами позже, она замечала и спрашивала о причине, для него, знавшего, что всякие свои радости, веселье, горе, она тотчас сообщала ему, — для него теперь видеть, что она не
хотела замечать его состояние, что не хотела ни слова сказать о себе, означало многое.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда
метнул! какого туману напустил! разбери кто
хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его? только, знаете, в таком месте неприлично… Я и прежде
хотел вам это
заметить, но все как-то позабывал.
Лука Лукич. Да, он горяч! Я ему это несколько раз уже
замечал… Говорит: «Как
хотите, для науки я жизни не пощажу».
Хлестаков. Да, и в журналы
помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И всё случаем: я не
хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я
хотела сказать: «Мы никак не
смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не то я смертью окончу жизнь свою».