— Очень просто, потому что там вы читаете комедию. Писатель двоякое впечатление производит на публику — или комическое, или трагическое. В первом случае его цель, чтобы публика хохотала до упаду, а во втором, — чтобы плакала навзрыд. Еще в древних риториках сказано, что трагедия должна возбуждать в зрителях
чувство ужаса и сострадания.
И жалость в ее женской душе произвела совсем не то
чувство ужаса и гадливости, которое она произвела в ее муже, а потребность действовать, узнать все подробности его состояния и помочь им.
Нехлюдов шел медленным шагом, пропуская вперед себя спешивших посетителей, испытывая смешанные
чувства ужаса перед теми злодеями, которые заперты здесь, состраданья к тем невинным, которые, как вчерашний мальчик и Катюша, должны быть здесь, и робости и умиления перед тем свиданием, которое ему предстояло.
Чтобы покончить эту комедию, набоб, под предлогом раскурить сигару, зажег восковую спичку и сам открыл платок гения. И попятился даже назад от охватившего его
чувства ужаса: перед ним стояла Прасковья Семеновна и смотрела на него своим сумасшедшим взглядом.
Чувство ужаса при виде этого побоища, которое испытала Наталья Ивановна (так звали вдову Петра Николаича), как это всегда бывает, было так сильно, что заглушило в ней все другие чувства.
Неточные совпадения
Но проходили еще минуты, часы и еще часы, и
чувства его страдания и
ужаса росли и напрягались еще более.
Она чувствовала, что в эту минуту не могла выразить словами того
чувства стыда, радости и
ужаса пред этим вступлением в новую жизнь и не хотела говорить об этом, опошливать это
чувство неточными словами.
Ну, положим, даже не братьев, не единоверцев, а просто детей, женщин, стариков;
чувство возмущается, и русские люди бегут, чтобы помочь прекратить эти
ужасы.
Он ожидал, что сам испытает то же
чувство жалости к утрате любимого брата и
ужаса пред смертию, которое он испытал тогда, но только в большей степени.
Она глядела на этот синий пакет, с знакомым почерком, не торопясь сорвать печать — не от страха оглядки, не от
ужаса зубов «тигра». Она как будто со стороны смотрела, как ползет теперь мимо ее этот «удав», по выражению Райского, еще недавно душивший ее страшными кольцами, и сверканье чешуи не ослепляет ее больше. Она отворачивается, вздрагивая от другого, не прежнего
чувства.