— Я пришел к вам, отец Василий, дабы признаться, что я, по поводу вашей истории русского масонства, обещая для вас журавля
в небе, не дал даже синицы в руки; но теперь, кажется, изловил ее отчасти, и случилось это следующим образом: ехав из Москвы сюда, я был у преосвященного Евгения и, рассказав ему о вашем положении, в коем вы очутились после варварского поступка с вами цензуры, узнал от него, что преосвященный — товарищ ваш по академии, и, как результат всего этого, сегодня получил от владыки письмо, которое не угодно ли будет вам прочесть.
Неточные совпадения
На барском месте
в пошевнях сидел очень маленького роста мужчина, закутанный
в медвежью шубу, с лицом, гордо приподнятым вверх, с голубыми глазами, тоже закинутыми к
небесам, и с небольшими, торчащими, как у таракана, усиками, — точно он весь стремился упорхнуть куда-то ввысь.
Она безгрешных сновидений
Тебе на ложе не пошлет
И для
небес, как добрый гений.
Твоей души не сбережет!
Вглядись
в пронзительные очи —
Не
небом светятся они!..
В них есть неправедные ночи,
В них есть мучительные сны!
Вдобавок к этому
в конце аллеи на светлом фоне
неба виднелся огромный и красноватый облик луны, как бы выплывающий из сероватого тумана росы.
Как
в ясной лазури затихшего моря
Вся слава
небес отражается,
Так
в свете от страсти свободного духа
Нам вечное благо является.
Но глубь недвижимая
в мощном просторе
Все та же, что
в бурном волнении.
Дух ясен и светел
в свободном покое,
Но тот же и
в страстном хотении.
Свобода, неволя, покой и волненье
Проходят и снова являются,
А он все один, и
в стихийном стремленьи
Лишь сила его открывается.
Весь следующий день Егор Егорыч провел, запершись
в своей комнате, и только к вечеру спросил чаю с хлебом и затем снова заперся. Вероятно, он этот день провел
в умном делании, потому что сидел неподвижно на своем кресле и, держа свою руку под ложечкой, потом все более и более стал поднимать глаза к
небу и, видимо, одушевлялся.
— Мне никогда не казалось это
небом, а потому я
в этом случае всегда был ищущий!
— Слава всевышнему! — сказал он, поднимая глаза к
небу. — Его волей вселяется
в сердца людей маловедомых великое изречение: «Блюдите, да не презрите единого от малых сих!»
Мне еще
в молодости, когда я ездил по дорогам и смотрел на звездное
небо, казалось, что
в сочетании звезд было как бы предначертано: «Ты спасешься женщиной!» — и прежде я думал найти это спасение
в моей первой жене, чаял, что обрету это спасение свое
в Людмиле, думал, наконец, что встречу свое успокоение
в Вашей любви!»
Словом, чтобы точнее определить его душевное состояние, выражусь стихами поэта: «И внял он
неба содроганье, и горних ангелов полет, и гад земных подводный ход, и дольней лозы прозябанье!» Точно
в такой же почти сверхъестественной власти у Бема были и языки иностранные, из которых он не знал ни единого; несмотря на то, однако, как утверждал друг его Кольбер, Бем понимал многое, когда при нем говорили на каком-нибудь чужом языке, и понимал именно потому, что ему хорошо известен был язык натуры.
— Ложа открыта! — произнес
в заключение Егор Егорыч, возводя глаза к
небу и ударив два раза масонским молотком, после чего последовал легкий стук
в заранее запертую дверь гостиной.
Уже она
в сей час,
в час общей тишины,
Когда страны
небес луной осребрены,
Стопою медленной на мрачный трон вступает...
Всех этих подробностей косая дама почти не слушала, и
в ее воображении носился образ Валерьяна, и особенно ей
в настоящие минуты живо представлялось, как она, дошедшая до физиологического отвращения к своему постоянно пьяному мужу, обманув его всевозможными способами, ускакала
в Москву к Ченцову, бывшему тогда еще студентом, приехала к нему
в номер и поселилась с ним
в самом верхнем этаже тогдашнего дома Глазунова, где целые вечера, опершись грудью на горячую руку Валерьяна, она глядела
в окна, причем он, взглядывая по временам то на нее, то на
небо, произносил...
— Не с
неба, а со всего Колосовского переулка! — говорил Максинька, все более и более раскрывая свои глаза. — Идея у него
в том была: как из подсолнечников посыпались зернышки, курицы все к нему благим матом
в сад, а он как которую поймает: «Ах, ты, говорит,
в мой огород забралась!» — и отвернет ей голову. Значит, не ходя на рынок и не тратя денег, нам ее
в суп. Благородно это или нет?
Дети при этом совсем притихли. Француженка подняла глаза к
небу, а Углаков только потрясал головой: видимо, что он был
в неописанном восторге.
Всей этой простотой Екатерина Филипповна вряд ли не хотела подражать крестьянским избам, каковое намерение ее, однако, сразу же уничтожалось висевшей на стене прекрасной картиной Боровиковского, изображавшей бога-отца, который взирает с высоты
небес на почившего сына своего: лучезарный свет и парящие
в нем ангелы наполняли весь фон картины; а также мало говорила о простоте и стоявшая
в углу арфа, показавшаяся Егору Егорычу по отломленной голове одного из позолоченных драконов, украшавших рамку, несколько знакомою.
— Из больницы, умер было совсем… — отвечал тот. — Вообразите, посадили меня на диету умирающих… Лежу я, голодаю, худею, наконец мне вообразилось, что я
в святые попал, и говорю: «О, чудо из чудес и скандал для
небес, Дьяков
в раке и святитель
в усах, при штанах и во фраке!»
Каким образом могло это случиться, Миропа Дмитриевна сначала объяснить даже себе не могла, потому что с тех пор, как вручила ему десять тысяч, она
в глаза его не видала у себя
в домике на Гороховом Поле, а тут вдруг он, точно с
неба свалившись, предстал пред нею.