В то утро, которое я буду теперь описывать, в хаотическом доме было несколько потише, потому что старуха, как и заранее предполагала, уехала с двумя младшими дочерьми на панихиду по муже, а Людмила, сказавшись больной,
сидела в своей комнате с Ченцовым: он прямо от дяди проехал к Рыжовым. Дверь в комнату была несколько притворена. Но прибыл Антип Ильич и вошел в совершенно пустую переднюю. Он кашлянул раз, два; наконец к нему выглянула одна из горничных.
— Опять новый сюрприз от племянничка! — воскликнул Егор Егорыч, разводя руками, и сейчас же торопливо пошел к Сусанне, которая
сидела в своей комнате и вышивала по образцу масонского ковра gnadige Frau точно такой же ковер.
Неточные совпадения
— Да ту же пенсию вашу всю будут брать себе! — пугала его Миропа Дмитриевна и, по
своей ловкости и хитрости (недаром она была малороссиянка), неизвестно до чего бы довела настоящую беседу; но
в это время
в квартире Рыжовых замелькал огонек, как бы перебегали со свечками из одной
комнаты в другую, что очень заметно было при довольно значительной темноте ночи и при полнейшем спокойствии, царствовавшем на дворе дома: куры и индейки все
сидели уж по
своим хлевушкам, и только майские жуки,
в сообществе разноцветных бабочек, кружились
в воздухе и все больше около огня куримой майором трубки, да еще чей-то белый кот лукаво и осторожно пробирался по крыше дома к слуховому окну.
Весь следующий день Егор Егорыч провел, запершись
в своей комнате, и только к вечеру спросил чаю с хлебом и затем снова заперся. Вероятно, он этот день провел
в умном делании, потому что
сидел неподвижно на
своем кресле и, держа
свою руку под ложечкой, потом все более и более стал поднимать глаза к небу и, видимо, одушевлялся.
— Вследствие того-с, — начал Аггей Никитич неторопливо и как бы обдумывая
свои слова, — что я, ища этого места, не знал себя и совершенно забыл, что я человек военный и привык служить на воздухе, а тут целый день почти
сиди в душной
комнате, которая, ей-богу, нисколько не лучше нашей полковой канцелярии, куда я и заглядывать-то всегда боялся, думая, что эти стрекулисты-писаря так тебе сейчас и впишут
в формуляр какую-нибудь гадость…
Нисколько не желая соглядатайствовать, Егор Егорыч, тем не менее, взглянув
в окна
комнаты, заметил, что сама Екатерина Филипповна по-прежнему
сидела в своем кресле, а невдалеке от нее помещалась седовласая Мария Федоровна
в белой одежде и играла на арфе.
Бывали минуты, когда Клим Самгин рассматривал себя как иллюстрированную книгу, картинки которой были одноцветны, разнообразно неприятны, а объяснения к ним, не удовлетворяя, будили грустное чувство сиротства. Такие минуты он пережил,
сидя в своей комнате, в темном уголке и тишине.
В один из туманных, осенних дней, когда Вера, после завтрака,
сидела в своей комнате, за работой, прилежно собирая иглой складки кисейной шемизетки, Яков подал ей еще письмо на синей бумаге, принесенное «парнишкой», и сказал, что приказано ждать ответа.
Половину времени Вера Павловна тихо
сидела в своей комнате одна, отсылая мужа, половину времени он сидел подле нее и успокоивал ее все теми же немногими словами, конечно, больше не словами, а тем, что голос его был ровен и спокоен, разумеется, не бог знает как весел, но и не грустен, разве несколько выражал задумчивость, и лицо также.
Марья Кириловна
сидела в своей комнате, вышивая в пяльцах, перед открытым окошком. Она не путалась шелками, подобно любовнице Конрада, которая в любовной рассеянности вышила розу зеленым шелком. Под ее иглой канва повторяла безошибочно узоры подлинника, несмотря на то ее мысли не следовали за работой, они были далеко.
Последний
сидел в своей комнате, не показываясь на крики сердитой бабы, а на следующее утро опять появился на подоконнике с таинственным предметом под полой. Нам он объяснил во время одевания, что Петрик — скверный, скверный, скверный мальчишка. И мать у него подлая баба… И что она дура, а он, Уляницкий, «достанет себе другого мальчика, еще лучше». Он сердился, повторял слова, и его козлиная бородка вздрагивала очень выразительно.
Неточные совпадения
Когда они вошли, девочка
в одной рубашечке
сидела в креслице у стола и обедала бульоном, которым она облила всю
свою грудку. Девочку кормила и, очевидно, с ней вместе сама ела девушка русская, прислуживавшая
в детской. Ни кормилицы, ни няни не было; они были
в соседней
комнате, и оттуда слышался их говор на странном французском языке, на котором они только и могли между собой изъясняться.
Сидя на звездообразном диване
в ожидании поезда, она, с отвращением глядя на входивших и выходивших (все они были противны ей), думала то о том, как она приедет на станцию, напишет ему записку и что̀ она напишет ему, то о том, как он теперь жалуется матери (не понимая ее страданий) на
свое положение, и как она войдет
в комнату, и что она скажет ему.
— Вот он вас проведет
в присутствие! — сказал Иван Антонович, кивнув головою, и один из священнодействующих, тут же находившихся, приносивший с таким усердием жертвы Фемиде, что оба рукава лопнули на локтях и давно лезла оттуда подкладка, за что и получил
в свое время коллежского регистратора, прислужился нашим приятелям, как некогда Виргилий прислужился Данту, [Древнеримский поэт Вергилий (70–19 гг. до н. э.)
в поэме Данте Алигьери (1265–1321) «Божественная комедия» через Ад и Чистилище провожает автора до Рая.] и провел их
в комнату присутствия, где стояли одни только широкие кресла и
в них перед столом, за зерцалом [Зерцало — трехгранная пирамида с указами Петра I, стоявшая на столе во всех присутственных местах.] и двумя толстыми книгами,
сидел один, как солнце, председатель.
Иногда,
сидя одна
в комнате, на
своем кресле, она вдруг начинала смеяться, потом рыдать без слез, с ней делались конвульсии, и она кричала неистовым голосом бессмысленные или ужасные слова.
Бывало, как досыта набегаешься внизу по зале, на цыпочках прокрадешься наверх,
в классную, смотришь — Карл Иваныч
сидит себе один на
своем кресле и с спокойно-величавым выражением читает какую-нибудь из
своих любимых книг. Иногда я заставал его и
в такие минуты, когда он не читал: очки спускались ниже на большом орлином носу, голубые полузакрытые глаза смотрели с каким-то особенным выражением, а губы грустно улыбались.
В комнате тихо; только слышно его равномерное дыхание и бой часов с егерем.