Неточные совпадения
— Правило прекрасное! — заметила Катрин и надулась; Крапчик же заметно сделался любезнее с своим гостем и стал даже подливать ему вина. Ченцов, с своей стороны, хоть и чувствовал,
что Катрин сильно им недовольна, но
что ж делать? Поступить иначе он не мог: ощутив в кармане своем подаренные дядею деньги, он не в
силах был удержаться, чтобы не попробовать на них счастия слепой фортуны, особенно с таким золотым мешком, каков
был губернский предводитель.
— Но последнее, я полагаю, — заметил губернский предводитель, несколько потупляя глаза, — многих от их толку должно
было отклонять, потому
что подобный подвиг не всякому под
силу.
Егор Егорыч, оставшись один, хотел
было (к
чему он всегда прибегал в трудные минуты своей жизни) заняться умным деланием, и когда ради сего спустил на окнах шторы, запер входную дверь, сжал для полного безмолвия свои уста и, постаравшись сколь возможно спокойнее усесться на своем кресле, стал дышать не грудью, а носом, то через весьма короткое время начинал уже чувствовать,
что силы духа его сосредоточиваются в области сердца, или — точнее — в солнечном узле брюшных нервов, то
есть под ложечкой; однако из такого созерцательного состояния Егор Егорыч
был скоро выведен стуком, раздавшимся в его дверь.
Старый и пространный дом, как бы желая способствовать ее вдохновению, вторил во всех углах своих тому,
что она играла, а играла Муза на тему терзающей ее печали, и сумей она записать играемое ею, из этого, может
быть, вышло бы нечто весьма замечательное, потому
что тут работали заодно
сила впечатления и художественный импульс.
Перед тем как Рыжовым уехать в Москву, между матерью и дочерью, этими двумя кроткими существами, разыгралась страшная драма, которую я даже не знаю, в состоянии ли
буду с достаточною прозрачностью и
силою передать: вскоре после сенаторского бала Юлия Матвеевна совершенно случайно и без всякого умысла, но тем не менее тихо, так
что не скрипнула под ее ногой ни одна паркетинка, вошла в гостиную своего хаотического дома и увидала там,
что Людмила
была в объятиях Ченцова.
Что касается до Людмилы, то в душе она
была чиста и невинна и пала даже не под влиянием минутного чувственного увлечения, а в
силу раболепного благоговения перед своим соблазнителем; но, раз уличенная матерью, непогрешимою в этом отношении ничем, она мгновенно поняла весь стыд своего проступка, и нравственное чувство девушки заговорило в ней со всей неотразимостью своей логики.
Сила тогда у меня
была уж порядочная, и раз я одного этакого кутейника так съездил по скуле,
что у того салазки выскочили из места…
Под влиянием своего безумного увлечения Людмила могла проступиться, но продолжать свое падение
было выше
сил ее, тем более,
что тут уж являлся вопрос о детях, которые, по словам Юлии Матвеевны, как незаконные, должны
были все погибнуть, а между тем Людмила не переставала любить Ченцова и верила,
что он тоже безумствует об ней; одно ее поражало,
что Ченцов не только
что не появлялся к ним более, но даже не пытался прислать письмо, хотя, говоря правду, от него приходило несколько писем, которые Юлия Матвеевна, не желая ими ни Людмилу, ни себя беспокоить, перехватывала и, не читав, рвала их.
— О, ритор — лицо очень важное! — толковала ей gnadige Frau. — По-моему, его обязанности трудней обязанностей великого мастера. Покойный муж мой, который никогда не
был великим мастером, но всегда выбирался ритором, обыкновенно с такою убедительностью представлял трудность пути масонства и так глубоко заглядывал в душу ищущих,
что некоторые устрашались и отказывались, говоря: «нет, у нас недостанет
сил нести этот крест!»
Беру смелость напомнить Вам об себе: я старый Ваш знакомый, Мартын Степаныч Пилецкий, и по воле божией очутился нежданно-негаданно в весьма недалеком от Вас соседстве — я гощу в усадьбе Ивана Петровича Артасьева и несколько дней тому назад столь сильно заболел,
что едва имею
силы начертать эти немногие строки, а между тем, по общим слухам, у Вас
есть больница и при оной искусный и добрый врач. Не
будет ли он столь милостив ко мне, чтобы посетить меня и уменьшить хоть несколько мои тяжкие страдания.
— Говорить перед вами неправду, — забормотал он, — я считаю невозможным для себя: память об Людмиле, конечно, очень жива во мне, и я бы бог знает
чего ни дал, чтобы воскресить ее и сделать счастливой на земле, но всем этим провидение не наградило меня. Сделать тут что-либо
было выше моих
сил и разума; а потом мне закралась в душу мысль, — все,
что я готовил для Людмилы, передать (тут уж Егор Егорыч очень сильно стал стучать ногой)… передать, — повторил он, — Сусанне.
Почтовая дорога, начавшаяся невдалеке от Кузьмищева,
была недурна, благодаря тому обстоятельству,
что в конце сентября ревизующий сенатор объезжал уездные города, а потому все земские
силы были вызваны исправниками для улучшения путей сообщения с неумолимою строгостью.
Но сие беззаконное действие распавшейся натуры не могло уничтожить вечного закона божественного единства, а должно
было токмо вызвать противодействие оного, и во мраке духом злобы порожденного хаоса с новою
силою воссиял свет божественного Логоса; воспламененный князем века сего великий всемирный пожар залит зиждительными водами Слова, над коими носился дух божий; в течение шести мировых дней весь мрачный и безобразный хаос превращен в светлый и стройный космос; всем тварям положены ненарушимые пределы их бытия и деятельности в числе, мере и весе, в
силу чего ни одна тварь не может вне своего назначения одною волею своею действовать на другую и вредить ей; дух же беззакония заключен в свою внутреннюю темницу, где он вечно сгорает в огне своей собственной воли и вечно вновь возгорается в ней.
Хотя в этом кортеже и старались все иметь печальные лица (секретарь депутатского собрания успел даже выжать из глаз две — три слезинки), но истинного горя и сожаления ни в ком не
было заметно, за исключением, впрочем, дворовой прачки Петра Григорьича — женщины уже лет сорока и некрасивой собою: она ревмя-ревела в
силу того,
что последнее время барин приблизил ее к себе, и она ужасно этим дорожила и гордилась!
Начав после того почти каждый вечер играть с Тулузовым в шашки, Ченцов все более и более убеждался,
что тот, кроме своего ума и честности,
был довольно приятный собеседник, и в
силу того Валерьян Николаич однажды сказал жене...
Аггея Никитича точно кто острым ножом ударил в его благородное сердце. Он понял,
что влюбил до безумия в себя эту женщину, тогда как сам в отношении ее
был… Но
что такое сам Аггей Никитич
был в отношении Миропы Дмитриевны, — этого ему и разобрать
было не под
силу.
Старуха на это отрицательно и сердито покачала головой.
Что было прежде, когда сия странная девица не имела еще столь больших усов и ходила не в мужицких сапогах с подковами, неизвестно, но теперь она жила под влиянием лишь трех нравственных двигателей: во-первых, благоговения перед мощами и обоготворения их; во-вторых, чувства дворянки, никогда в ней не умолкавшего, и, наконец, неудержимой наклонности шлендать всюду, куда только у нее доставало
силы добраться.
По убеждениям своим Феодосий Гаврилыч,
чем он тоже гордился,
был волтерианец, а в
силу того никогда не исповедывался, не причащался и даже в церковь не ходил.
«Я замедлил Вам ответом, ибо Екатерина Филипповна весь сегодняшний день
была столь ослабшею после вчерашнего, довольно многолюдного, у нас собрания,
что вечером токмо в
силах была продиктовать желаемые Вами ответы. Ответ о Лябьевых: благодарите за них бога; путь их хоть умален, но они не погибнут и в конце жизни своей возрадуются,
что великим несчастием господь смирил их. Ответ о высокочтимой Сусанне Николаевне: блюдите о ней, мните о ней каждоминутно и раскройте к ней всю Вашу душевную нежность».
Таким образом, отец Василий должен
был на всю остальную жизнь потерять всякую надежду заявить себя обществу в том,
что составляло его главную
силу и достоинство, а это
было для него, как человека честолюбивого, горше смерти.
— Я знаю,
что я прекрасно говорил, — произнес отец Василий с некоторою ядовитостью (
выпивши, он всегда становился желчным и начинал ко всему относиться скептически), — но это происходило в
силу того закона,
что мой разум и воображение приучены к этому представлению более,
чем к какому-либо другому.
Просмотрев составленную камер-юнкером бумагу, он встал с своего кресла, и здесь следовало бы описать его наружность, но, ей-богу, во всей фигуре управляющего не
было ничего особенного, и он отчасти походил на сенаторского правителя Звездкина, так как подобно тому происходил из духовного звания, с таким лишь различием,
что тот
был петербуржец, а сей правитель дел — москвич и, в
силу московских обычаев, хотя и
был выбрит, но не совсем чисто; бакенбарды имел далеко не так тщательно расчесанные, какими они
были у Звездкина; об ленте сей правитель дел, кажется, еще и не помышлял и имел только Владимира на шее, который он носил не на белье, а на атласном жилете, доверху застегнутом.
Такой любви Миропа Дмитриевна, без сомнения, не осуществила нисколько для него, так как чувство ее к нему
было больше практическое, основанное на расчете,
что ясно доказало дальнейшее поведение Миропы Дмитриевны, окончательно уничтожившее в Аггее Никитиче всякую склонность к ней, а между тем он
был человек с душой поэтической, и нравственная пустота томила его; искания в масонстве как-то не вполне удавались ему, ибо с Егором Егорычем он переписывался редко, да и то все по одним только делам; ограничиваться же исключительно интересами службы Аггей Никитич никогда не мог, и в
силу того последние года он предался чтению романов, которые доставал, как и другие чиновники, за маленькую плату от смотрителя уездного училища; тут он, между прочим, наскочил на повесть Марлинского «Фрегат «Надежда».
Без преувеличения можно сказать,
что девушка эта, сопровождавшая свою пани в первый ее побег от мужа и ныне, как мы видим, при ней состоящая,
была самым преданным и верным другом Марьи Станиславовны в
силу того, может
быть,
что своими нравственными качествами и отчасти даже наружностью представляла собой как бы повторение той: также довольно стройная, также любящая кокетливо одеться, она
была столь же, если еще не больше, склонна увлекаться коварными мужчинами, а равно и с своей стороны поковарствовать против них.
«Музочка, душенька, ангел мой, — писала та, — приезжай ко мне, не медля ни минуты, в Кузьмищево, иначе я умру. Я не знаю,
что со мною
будет; я, может
быть, с ума сойду. Я решилась, наконец, распечатать завещание Егора Егорыча. Оно страшно и отрадно для меня, и какая, Музочка, я гадкая женщина. Всего я не могу тебе написать, у меня на это ни
сил, ни смелости не хватает».
Праведниками чрез то могут
быть; нам так вот, мужикам, не под
силу того, и в царство-то небесное не за
что попасть!