Неточные совпадения
— Я моего мнения за авторитет и не выдаю, —
начал он, — и даже очень хорошо понимаю, что нынче пишут к чувствам, к жизни нашей ближе, поучают больше в форме сатирической
повести — это в
своем роде хорошо.
Уездные барыни, из которых некоторые весьма секретно и благоразумно
вели куры с
своими лакеями, а другие с дьячками и семинаристами, — барыни эти, будто бы нравственно оскорбленные, защекотали как сороки, и между всеми ними, конечно, выдавалась исправница, которая с каким-то остервенением
начала ездить по всему городу и рассказывать, что Медиокритский имел право это сделать, потому что пользовался большим вниманием этой госпожи Годневой, и что потом она сама
своими глазами видела, как эта безнравственная девчонка сидела, обнявшись с молодым смотрителем, у окна.
— Allons! — повторил князь и, надев тоже серую полевую шляпу,
повел сначала в сад. Проходя оранжереи и теплицы, княжна изъявила неподдельную радость, что самый маленький бутончик в розане распустился и что единственный на огромном дереве померанец толстеет и наливается. В поле князь
начал было рассказывать Калиновичу
свои хозяйственные предположения, но княжна указала на летевшую вдали птичку и спросила...
Калинович не без волнения развернул
свою повесть и
начал как бы читать ее, ожидая, что не скажет ли ему половой что-нибудь про его произведение. Но тот, хоть и стоял перед ним навытяжку, но, кажется, более ожидал, что прикажут ему подать из съестного или хмельного.
— Дрянь же, брат, у твоего знакомого знакомые! —
начал Зыков. — Это семинарская выжига, действительный статский советник… с звездой… в парике и выдает себя за любителя и покровителя русской литературы. Твою
повесть прислал он при бланке, этим, знаешь, отвратительно красивейшим кантонистским почерком написанной: «что-де его превосходительство Федор Федорыч свидетельствует
свое почтение Павлу Николаичу и предлагает напечатать сию
повесть, им прочтенную и одобренную…» Скотина какая!
Полина
велела подать хлеба и
начала смело, из
своих рук, кормить сердитых животных.
На другой день после описанного выше свидания старец еще бродил по комнате, но уже не снимал халата. Он особенно охотно беседовал в тот вечер о сокращении переписки, доказывая, что все позднейшие «катастрофы»
ведут свое начало из этого зловредного источника.
Любезного я брата, Фердинанда, // Благодарю душевно; принимаю // Его любовь и добрую услугу // Признательно. Суров наш русский край; // Нам не дал Бог, как вам, под вольным небом // Красой искусства очи веселить; // Но что над плотью высит человека, // Что радует его бессмертный дух, // От Бога то
ведет свое начало, // И верю я, оно на пользу будет // И радость нам!
Еще в недавнее время жили такие понятия, и даже наш знаменитый писатель, от которого
ведет свое начало современное направление литературы, писал к помещику советы о том, как ему побольше наживать от мужиков денег, и советовал для этого называть мужика бабою, неумытым рылом и т. п.
Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Полно, братец, о свиньях — то
начинать. Поговорим-ка лучше о нашем горе. (К Правдину.) Вот, батюшка! Бог
велел нам взять на
свои руки девицу. Она изволит получать грамотки от дядюшек. К ней с того света дядюшки пишут. Сделай милость, мой батюшка, потрудись, прочти всем нам вслух.
Степан Аркадьич срезал одного в тот самый момент, как он собирался
начать свои зигзаги, и бекас комочком упал в трясину. Облонский неторопливо
повел за другим, еще низом летевшим к осоке, и вместе со звуком выстрела и этот бекас упал; и видно было, как он выпрыгивал из скошенной осоки, биясь уцелевшим белым снизу крылом.
Начали первые атаманы и,
поведши рукою седые усы
свои, поцеловались навкрест и потом взялись за руки и крепко держали руки.
— Да, так видите, панове, что войны не можно
начать. Рыцарская честь не
велит. А по
своему бедному разуму вот что я думаю: пустить с челнами одних молодых, пусть немного пошарпают берега Натолии. [Натолия — Анаталия — черноморское побережье Турции.] Как думаете, панове?
Редко судьба сталкивала его с женщиною в обществе до такой степени, чтоб он мог вспыхнуть на несколько дней и почесть себя влюбленным. От этого его любовные интриги не разыгрывались в романы: они останавливались в самом
начале и
своею невинностью, простотой и чистотой не уступали
повестям любви какой-нибудь пансионерки на возрасте.