Неточные совпадения
Сама
сестра тут виновата; конечно, уж теперь про нее
говорить нечего… человек больной… не внушала ему никогда, надзору настоящего не было: «Паша!
Говорили после, что я вдвое больше получила против
сестры… пустое!
— Непременно привези! Смотри же, одна и не езди! Паша, полно сидеть букой-то; пододвинься, батюшка, к нам,
поговори хоть с сестрой-то; ведь, я думаю, лет пять не видались?
— Вот тебе и Паша! Подойди к матери-то, приласкайся, —
говорила Перепетуя Петровна, усевшаяся на кровати рядом с
сестрою.
Павел хотел было отказаться, но ему жаль стало
сестры, и он снова сел на прежнее место. Через несколько минут в комнату вошел с нянькой старший сын Лизаветы Васильевны. Он, ни слова не
говоря и только поглядывая искоса на незнакомое ему лицо Павла, подошел к матери и положил к ней головку на колени. Лизавета Васильевна взяла его к себе на руки и начала целовать. Павел любовался племянником и, кажется, забыл неприятное впечатление, произведенное на него зятем: ребенок был действительно хорош собою.
Павел ушел от
сестры с грустным и тяжелым чувством. «Она более чем несчастна, —
говорил он сам с собою. — Добрая, благородная! И кто же ее муж? Кто этот человек, с которым суждено ей провести всю жизнь? Он мот, лгун, необразованный, невежа и даже, кажется, низкий человек!»
Впрочем, Павел все это только думал,
сестре же
говорил: «Конечно, недурно… но ведь как?..» Со времени появления в голове моего героя мысли о женитьбе он начал чувствовать какое-то беспокойство, постоянное волнение в крови: мечтания его сделались как-то раздражительны, а желание видеть Юлию еще сильнее, так что через несколько дней он пришел к
сестре и сам начал просить ее ехать с ним в собрание, где надеялся он встретить Кураевых.
Он очень подозревал, что Бахтиаров неравнодушен к
сестре и что она если и не любит, то когда-то очень любила этого человека: ему очень хотелось
поговорить об этом с нею, но Лизавета Васильевна заметно уклонялась от искренних разговоров и даже по приезде из собрания перестала
говорить с братом о его собственной любви.
Павел
говорил очень неохотно, так что Лизавета Васильевна несколько раз принуждена была отвечать за него. Часу в восьмом приехал Масуров с клубного обеда и был немного пьян. Он тотчас же бросился обнимать жену и начал рассказывать, как он славно кутнул с Бахтиаровым. Павел взялся за шляпу и, несмотря на просьбу
сестры, ушел. Феоктиста Саввишна тоже вскоре отправилась и, еще раз переспросив о состоянии, чине и летах Павла, обещалась уведомить Лизавету Васильевну очень скоро.
— Семейство-то очень уж дурное: тетка Перепетуя Петровна…
сестра Масурова — бог знает что такое! —
говорила Кураева, глядя на мужа и как бы спрашивая его: «Следует ли это
говорить?»
— Что ж такое
сестра? — возразила Феоктиста Саввишна. — Она совершенно отделена. Если и действительно про нее есть там, как
говорят, какие-то слухи, она не указчица брату.
— Позвольте мне, maman,
поговорить с
сестрой, — сказала она после минутного размышления.
Феоктиста Саввишна была почти в восторге. Она очень хорошо поняла, что Владимир Андреич делает эту маленькую проволочку так только, для тону, по своему самолюбивому характеру, и потому, не входя в дальнейшие объяснения, отправилась домой. Ехавши, Феоктиста Саввишна вспомнила, что она еще ничего не слыхала от самого Бешметева и что
говорила только его
сестра, и та не упоминала ни слова о формальном предложении.
«Бедная Лиза, — думал он, — теперь отнимают у тебя и доброе имя, бесславят тебя, взводя нелепые клеветы. Что мне делать? — спрашивал он сам себя. — Не лучше ли передать ей об обидных сплетнях? По крайней мере она остережется; но каким образом сказать? Этот предмет так щекотлив! Она никогда не
говорит со мною о Бахтиарове. Я передам ей только разговор с теткою», — решил Павел и приехал к
сестре.
Перепетуя Петровна осталась у
сестры и
говорила, что она пробудет у ней всю ночь и день, хоть бы от этого ее племянницу разорвало пополам, потому что для ней, Перепетуи Петровны, обязанности
сестры всего дороже.
— Ну, со всеми делами справился, — сказал он. — Сегодня бы и домой ехать, да вот с Егором еще забота. Надо его пристроить.
Сестра говорила, что тут где-то ее подружка живет, Настасья Петровна, так вот, может, она его к себе на квартиру возьмет.
Неточные совпадения
— Экая милочка невеста-то, как овечка убранная! А как ни
говорите, жалко нашу
сестру.
— Что, что ты хочешь мне дать почувствовать, что? —
говорила Кити быстро. — То, что я была влюблена в человека, который меня знать не хотел, и что я умираю от любви к нему? И это мне
говорит сестра, которая думает, что… что… что она соболезнует!.. Не хочу я этих сожалений и притворств!
— Что вы
говорите! — вскрикнул он, когда княгиня сказала ему, что Вронский едет в этом поезде. На мгновение лицо Степана Аркадьича выразило грусть, но через минуту, когда, слегка подрагивая на каждой ноге и расправляя бакенбарды, он вошел в комнату, где был Вронский, Степан Аркадьич уже вполне забыл свои отчаянные рыдания над трупом
сестры и видел в Вронском только героя и старого приятеля.
— Это ужасно! — сказал Степан Аркадьич, тяжело вздохнув. — Я бы одно сделал, Алексей Александрович. Умоляю тебя, сделай это! — сказал он. — Дело еще не начато, как я понял. Прежде чем ты начнешь дело, повидайся с моею женой,
поговори с ней. Она любит Анну как
сестру, любит тебя, и она удивительная женщина. Ради Бога
поговори с ней! Сделай мне эту дружбу, я умоляю тебя!
Еще в первое время по возвращении из Москвы, когда Левин каждый раз вздрагивал и краснел, вспоминая позор отказа, он
говорил себе: «так же краснел и вздрагивал я, считая всё погибшим, когда получил единицу за физику и остался на втором курсе; так же считал себя погибшим после того, как испортил порученное мне дело
сестры. И что ж? — теперь, когда прошли года, я вспоминаю и удивляюсь, как это могло огорчать меня. То же будет и с этим горем. Пройдет время, и я буду к этому равнодушен».