Неточные совпадения
«Но где же, спрошу, статья закона, прямо воспрещающая газетным репортерам
быть чиновниками, потому что в отношении наших подчиненных мы
можем действовать только на основании существующих узаконений; если же, скажу, вы желаете употребить какую-нибудь произвольную меру, то я
не знаю, во-первых, в чем она
может состоять, а во-вторых, пусть уж она
будет без меня!» Тогда я и посмотрю, что он вам сделает.
Владимир Иваныч(восклицая во весь голос). Никогда!.. Никогда!.. Как это вы, умный молодой человек, и
не понимаете того!.. Если бы он действительно имел глупость вытеснить вас, так вы об этом
можете напечатать во всех газетах, потому что это явное пристрастие и проведение в службе личных антипатий, и поверьте вы мне-с: господин Андашевский
не только
не станет вас преследовать теперь, а, напротив, он
будет возвышать вас…
Шуберский. Ну, уж этого, я думаю, никогда
не может быть.
Владимир Иваныч. Благодарю вас! Но,
может быть, вам
не совсем
будет удобно писать, например, про наше ведомство, так как вы служите у нас: опять, пожалуй, выйдет какая-нибудь глупая история!
Андашевский. Купить ты никак ее
не могла; потому что каким же образом ты именно купила тот номер, где, по твоему мнению, напечатано обо мне, — стало
быть, все-таки сказал же тебе кто-нибудь об этом!.. Кто тебе это сказал?
Андашевский(удивленный и взбешенный). Как же
не отдашь?.. Ты
не имеешь права
не отдать мне ее, потому что она у тебя
может быть украдена; ты
можешь умереть одночасно, и ее опишут вместе с другими вещами, а я со всех сторон окружен врагами и шпионами, которые изо всего готовы сделать на меня обвинение.
Вы забываете, что я дочь графа!..» «Ах, pardon, madame, говорит, но я графа так люблю, так уважаю, что
не могу не быть удивленным последним выбором его, который никак
не могу ни понять, ни оправдать чем-либо…»
Граф(с прежней презрительной усмешкой). А
может быть, и Андашевский человек гениальный! Почем они знают его? Они его совершенно
не ведают.
Граф(пожимая плечами).
Не понимаю, почему это тебе
может быть нужно!.. Во всяком случае, я должен об этом прежде поговорить и посоветоваться с Андашевским.
Все это,
может быть, очень зло, но, к счастию для нас,
не совсем справедливо, а между тем что же бы заговорили подобные газеты о России, если бы еще устроился порядок, которого желают друзья madame Бобриной?
Ольга Петровна. Сравнение
не совсем лестное, но,
может быть, и справедливое.
Граф. Вы никогда
не можете помешать никаким моим занятиям!.. А теперь я действительно занят
был и извиняюсь только, что предварительно
не посоветовался с вами: я на прежнее место ваше назначил Дмитрия Дмитрича Мямлина!..
Не имеете ли вы чего-нибудь сказать против этого выбора?
Граф. Но вы бы лучше пораньше
были откровенны со мной, когда я вас
не выбирал еще в товарищи себе, тогда я,
может быть, и поостерегся бы это сделать.
Вуланд.
Не желать со мной служить вы
можете, но уничтожать документы вы
не имеете права, — я жаловаться на то
буду!
Ольга Петровна. Разве забота
может помешать понять газету?.. Тут непременно должно
быть что-нибудь более серьезное, и вообразите мое положение теперь: с одной стороны, отец в таком нехорошем состоянии здоровья, а с другой — муж, который тоже бесится, выходит из себя. «Раз, говорит, можно перенести клевету, два, три; но переносить ее всю жизнь
не хватит никакого человеческого терпения!» И я ожидаю, что он в одну из бешеных минут своих пойдет и подаст в отставку.
Я тоже
не советую ему это делать; но в то же время
не могу не согласиться с ним, что
есть оскорбления, которые нельзя перенести ни для каких благих целей.
Андашевский. Да-с, да!.. По крайней мере почин в этом ей прямо принадлежит!.. Тогда этот несчастный Вуланд помер; экспедицию его, я знал, что по многим обстоятельствам нельзя
было оставить без начальника, а между тем граф заболел, и таким образом обязанность выбора легла на мне; но я решительно
не знал, кого назначить, так что говорю, наконец, об этом жене… Она мне и посоветовала. «Чего ж, говорит, тебе лучше: попроси князя Янтарного принять это место!..
Может быть, он и согласится».
— «В настоящем случае, говорю,
есть еще одно довольно важное обстоятельство: ведомство наше, как небезызвестно вашему сиятельству, преобразовано, устроено и организовано исключительно мною и господином Вуландом, и если бы господин Вуланд
был жив, то при теперешних обстоятельствах и вопроса никакого
не могло бы
быть: мне бы дали какое-нибудь назначение, а господин Вуланд сел бы на мое место, и дела пошли бы точно так же, как и теперь идут; но господин Вуланд умер, вновь назначенные директора — люди совершенно неопытные, я уйду, сам граф стар и болен.
Андашевский. Я
не знаю!..
Может быть, даже сегодня.
Граф. Алексею Николаичу вы
можете докладывать, сколько вам угодно, но меня вам
не убедить в том; я старый воробей на службе — и цель всех вновь вступающих чернить деятельность своих предшественников очень хорошо понимаю: если дело пойдет хорошо у них, это возвысит их собственный труд; а если оно пойдет дурно, то этим
может быть отчасти извинен допущенный ими беспорядок, — прием весьма старый и весьма известный в служебном мире!
Ольга Петровна(несколько смущенная этими словами). Только
не перед тобой, папа!.. Ты сам добротой своей ко мне приучил меня
быть совершенно откровенной с тобою; и хоть тебе,
может быть, и неприятно теперь выслушивать меня, но я все-таки хочу высказать еще несколько моих резонов…
Ольга Петровна. И ты, папа, молчи о трехстах тысячах!.. Если ты хочешь, чтобы я к тебе
была нежная и покорная дочь,
будь и сам ко мне нежным и печным отцом; служить тебе, я прямо теперь скажу, нет никакой цели. Состояния на службе ты уже
не составишь, крестов и чинов получать
не можешь, потому что они у тебя все
есть…
Граф. Все высчитала! И забыла только одно, что я службе еще
могу быть полезен; и пусть твой супруг
не думает, что он тут нужней меня: я его нужней, и он пока еще выученик мой и щенок, которого я выдрессировал!..
Граф. Ничего вы мне
не желали!.. Только пасть свою удовлетворить вы желали, хищники ненасытные!.. Что ты всегда
была волчицей честолюбивой, это видел я с детских лет твоих; но его я любил и думал, что он меня любит! На прощанье я
могу вам пожелать одного: пусть у тебя родится дочь, похожая душою на тебя, а он отогреет за пазухой у себя такого же змееныша-чиновника, какого я в нем отогрел; тогда вы,
может быть, поймете, что я теперь чувствую! (Быстро поворачивается и уходит.)