Поутру пришли меня звать от имени Пугачева. Я
пошел к нему. У ворот его стояла кибитка, запряженная тройкою татарских лошадей. Народ толпился на улице. В сенях встретил я Пугачева: он был одет по-дорожному, в шубе и в киргизской шапке. Вчерашние собеседники окружали его, приняв на себя вид подобострастия, который сильно противуречил всему, чему я был свидетелем накануне. Пугачев весело со мною поздоровался и велел мне садиться с ним в кибитку.
Неточные совпадения
Савельич встретил нас на крыльце.
Он ахнул, увидя несомненные признаки моего усердия
к службе. «Что это, сударь, с тобою сделалось? — сказал
он жалким голосом, — где ты это нагрузился? Ахти господи! отроду такого греха не бывало!» — «Молчи, хрыч! — отвечал я
ему, запинаясь, — ты, верно, пьян,
пошел спать… и уложи меня».
«Ивана Кузмича дома нет, — сказала она, —
он пошел в гости
к отцу Герасиму; да все равно, батюшка, я
его хозяйка.
Подходя
к комендантскому дому, мы увидели на площадке человек двадцать стареньких инвалидов с длинными косами и в треугольных шляпах.
Они выстроены были во фрунт. Впереди стоял комендант, старик бодрый и высокого росту, в колпаке и в китайчатом халате. Увидя нас,
он к нам подошел, сказал мне несколько ласковых слов и стал опять командовать. Мы остановились было смотреть на учение; но
он просил нас
идти к Василисе Егоровне, обещаясь быть вслед за нами. «А здесь, — прибавил
он, — нечего вам смотреть».
Я кое-как стал изъяснять
ему должность секунданта, но Иван Игнатьич никак не мог меня понять. «Воля ваша, — сказал
он. — Коли уж мне и вмешаться в это дело, так разве
пойти к Ивану Кузмичу да донести
ему по долгу службы, что в фортеции умышляется злодействие, противное казенному интересу: не благоугодно ли будет господину коменданту принять надлежащие меры…»
Я старался по почерку угадать расположение духа, в котором писано было письмо; наконец решился
его распечатать и с первых строк увидел, что все дело
пошло к черту.
Пойдем, кинемся в ноги
к твоим родителям;
они люди простые, не жестокосердые гордецы…
— Каков мошенник! — воскликнула комендантша. — Что смеет еще нам предлагать! Выдти
к нему навстречу и положить
к ногам
его знамена! Ах
он собачий сын! Да разве не знает
он, что мы уже сорок лет в службе и всего,
слава богу, насмотрелись? Неужто нашлись такие командиры, которые послушались разбойника?
Я пришел
к себе на квартиру и нашел Савельича, горюющего по моем отсутствии. Весть о свободе моей обрадовала
его несказанно. «
Слава тебе, владыко! — сказал
он перекрестившись. — Чем свет оставим крепость и
пойдем куда глаза глядят. Я тебе кое-что заготовил; покушай-ка, батюшка, да и почивай себе до утра, как у Христа за пазушкой».
— Ваше превосходительство, — сказал я
ему, — прибегаю
к вам, как
к отцу родному; ради бога, не откажите мне в моей просьбе: дело
идет о счастии всей моей жизни.
Через пять минут мы пришли
к домику, ярко освещенному. Вахмистр оставил меня при карауле и
пошел обо мне доложить.
Он тотчас же воротился, объявив мне, что
его высокоблагородию некогда меня принять, а что
он велел отвести меня в острог, а хозяюшку
к себе привести.
Марья Ивановна предчувствовала решение нашей судьбы; сердце ее сильно билось и замирало. Чрез несколько минут карета остановилась у дворца. Марья Ивановна с трепетом
пошла по лестнице. Двери перед нею отворились настежь. Она прошла длинный ряд пустых, великолепных комнат; камер-лакей указывал дорогу. Наконец, подошед
к запертым дверям,
он объявил, что сейчас об ней доложит, и оставил ее одну.
В минуту оделся он; вычернил усы, брови, надел на темя маленькую темную шапочку, — и никто бы из самых близких к нему козаков не мог узнать его. По виду ему казалось не более тридцати пяти лет. Здоровый румянец играл на его щеках, и самые рубцы придавали ему что-то повелительное. Одежда, убранная золотом, очень
шла к нему.
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как
пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что
он такое и в какой мере нужно
его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит
к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Анна Андреевна. Где ж, где ж
они? Ах, боже мой!.. (Отворяя дверь.)Муж! Антоша! Антон! (Говорит скоро.)А все ты, а всё за тобой. И
пошла копаться: «Я булавочку, я косынку». (Подбегает
к окну и кричит.)Антон, куда, куда? Что, приехал? ревизор? с усами! с какими усами?
Сначала
он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и в гостинице все нехорошо, и
к нему не поедет, и что
он не хочет сидеть за
него в тюрьме; но потом, как узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с
ним, тотчас переменил мысли, и,
слава богу, все
пошло хорошо.
Городничий. Полно вам, право, трещотки какие! Здесь нужная вещь: дело
идет о жизни человека… (
К Осипу.)Ну что, друг, право, мне ты очень нравишься. В дороге не мешает, знаешь, чайку выпить лишний стаканчик, —
оно теперь холодновато. Так вот тебе пара целковиков на чай.
Трубят рога охотничьи, // Помещик возвращается // С охоты. Я
к нему: // «Не выдай! Будь заступником!» // — В чем дело? — Кликнул старосту // И мигом порешил: // — Подпаска малолетнего // По младости, по глупости // Простить… а бабу дерзкую // Примерно наказать! — // «Ай, барин!» Я подпрыгнула: // «Освободил Федотушку! //
Иди домой, Федот!»