Неточные совпадения
Воля
твоя, сударь, а денег я
не выдам».
Я подумал, что если в сию решительную минуту
не переспорю упрямого старика, то уж в последствии времени трудно мне будет освободиться от его опеки, и, взглянув на него гордо, сказал: «Я
твой господин, а ты мой слуга. Деньги мои. Я их проиграл, потому что так мне вздумалось. А тебе советую
не умничать и делать то, что тебе приказывают».
И к какой мне стати просить благословения у мужика?» — «Все равно, Петруша, — отвечала мне матушка, — это
твой посаженый отец; поцелуй у него ручку, и пусть он тебя благословит…» Я
не соглашался.
«Но подумай хорошенько, — прибавила она, — со стороны
твоих родных
не будет ли препятствия?»
Пойдем, кинемся в ноги к
твоим родителям; они люди простые,
не жестокосердые гордецы…
Они нас благословят; мы обвенчаемся… а там, со временем, я уверен, мы умолим отца моего; матушка будет за нас; он меня простит…» — «Нет, Петр Андреич, — отвечала Маша, — я
не выйду за тебя без благословения
твоих родителей.
Когда вспомню, что это случилось на моем веку и что ныне дожил я до кроткого царствования императора Александра,
не могу
не дивиться быстрым успехам просвещения и распространению правил человеколюбия. Молодой человек! если записки мои попадутся в
твои руки, вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений.
— «Изволь, государь; только девка-то
не сможет встать и придти к
твоей милости».
— Как я могу тебе в этом обещаться? — отвечал я. — Сам знаешь,
не моя воля: велят идти против тебя — пойду, делать нечего. Ты теперь сам начальник; сам требуешь повиновения от своих. На что это будет похоже, если я от службы откажусь, когда служба моя понадобится? Голова моя в
твоей власти: отпустишь меня — спасибо; казнишь — бог тебе судья; а я сказал тебе правду.
— Виноват: обмолвился, — отвечал Савельич. — Злодеи
не злодеи, а
твои ребята таки пошарили да порастаскали.
Не гневись: конь и о четырех ногах да спотыкается. Прикажи уж дочитать.
— Что ты это, сударь? — прервал меня Савельич. — Чтоб я тебя пустил одного! Да этого и во сне
не проси. Коли ты уж решился ехать, то я хоть пешком да пойду за тобой, а тебя
не покину. Чтоб я стал без тебя сидеть за каменной стеною! Да разве я с ума сошел? Воля
твоя, сударь, а я от тебя
не отстану.
Проклятая клячонка моя
не успевает за
твоим долгоногим бесом.
— Нечего их ни жалеть, ни жаловать! — сказал старичок в голубой ленте. — Швабрина сказнить
не беда; а
не худо и господина офицера допросить порядком: зачем изволил пожаловать. Если он тебя государем
не признает, так нечего у тебя и управы искать, а коли признает, что же он до сегодняшнего дня сидел в Оренбурге с
твоими супостатами?
Не прикажешь ли свести его в приказную да запалить там огоньку: мне сдается, что его милость подослан к нам от оренбургских командиров.
— Что ты там шепчешь, старый хрыч? — закричал Хлопуша. — Я тебе дам рваные ноздри; погоди, придет и
твое время; бог даст, и ты щипцов понюхаешь… А покамест смотри, чтоб я тебе бородишки
не вырвал!
—
Твоя невеста! — закричал Пугачев. — Что ж ты прежде
не сказал? Да мы тебя женим и на свадьбе
твоей попируем! — Потом, обращаясь к Белобородову: — Слушай, фельдмаршал! Мы с его благородием старые приятели; сядем-ка да поужинаем; утро вечера мудренее. Завтра посмотрим, что с ним сделаем.
— И ты прав, ей-богу прав! — сказал самозванец. — Ты видел, что мои ребята смотрели на тебя косо; а старик и сегодня настаивал на том, что ты шпион и что надобно тебя пытать и повесить; но я
не согласился, — прибавил он, понизив голос, чтоб Савельич и татарин
не могли его услышать, — помня
твой стакан вина и заячий тулуп. Ты видишь, что я
не такой еще кровопийца, как говорит обо мне ваша братья.
— Сам ты рассуди, — отвечал я ему, — можно ли было при
твоих людях объявить, что дочь Миронова жива. Да они бы ее загрызли. Ничто ее бы
не спасло!
— Слушай, — продолжал я, видя его доброе расположение. — Как тебя назвать
не знаю, да и знать
не хочу… Но бог видит, что жизнию моей рад бы я заплатить тебе за то, что ты для меня сделал. Только
не требуй того, что противно чести моей и христианской совести. Ты мой благодетель. Доверши как начал: отпусти меня с бедною сиротою, куда нам бог путь укажет. А мы, где бы ты ни был и что бы с тобою ни случилось, каждый день будем бога молить о спасении грешной
твоей души…
Старик был тронут. «Ох, батюшка ты мой Петр Андреич! — отвечал он. — Хоть раненько задумал ты жениться, да зато Марья Ивановна такая добрая барышня, что грех и пропустить оказию. Ин быть по-твоему! Провожу ее, ангела божия, и рабски буду доносить
твоим родителям, что такой невесте
не надобно и приданого».
Отец мой потупил голову: всякое слово, напоминающее мнимое преступление сына, было ему тягостно и казалось колким упреком. «Поезжай, матушка! — сказал он ей со вздохом. — Мы
твоему счастию помехи сделать
не хотим. Дай бог тебе в женихи доброго человека,
не ошельмованного изменника». Он встал и вышел из комнаты.
Неточные совпадения
Хлестаков. Я уж
не помню
твоих глупых счетов. Говори, сколько там?
Анна Андреевна. Ну, Машенька, нам нужно теперь заняться туалетом. Он столичная штучка: боже сохрани, чтобы чего-нибудь
не осмеял. Тебе приличнее всего надеть
твое голубое платье с мелкими оборками.
Анна Андреевна. У тебя вечно какой-то сквозной ветер разгуливает в голове; ты берешь пример с дочерей Ляпкина-Тяпкина. Что тебе глядеть на них?
не нужно тебе глядеть на них. Тебе есть примеры другие — перед тобою мать
твоя. Вот каким примерам ты должна следовать.
Городничий. Ах, боже мой, вы всё с своими глупыми расспросами!
не дадите ни слова поговорить о деле. Ну что, друг, как
твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?
— дворянин учится наукам: его хоть и секут в школе, да за дело, чтоб он знал полезное. А ты что? — начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за то, что
не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша»
не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь в день, так оттого и важничаешь? Да я плевать на
твою голову и на
твою важность!