Неточные совпадения
На
днях получил доброе письмо
ваше от 8-го генваря, почтенный, дорогой мой друг Егор Антонович! Оно истинно меня утешило и как будто перенесло к вам, где бывал так счастлив. Спасибо вам за подробный отчет о
вашем житье-бытье. Поцелуйте добрую мою М. Я. и всех
ваших домашних: их воспоминание обо мне очень дорого для меня; от души всех благодарю.
В письме
вашем от 28 сентября, которое получено братцом
вашим в самый Екатеринин
день, вы между прочим просите кого-нибудь из нас описать вам новое наше жилище. По поручению Ивана Ивановича с удовольствием исполняю
ваше желание, любезнейшая Анна Ивановна, и постараюсь, сколько могу, дать вам ясное понятие о столь занимательной для вас тюрьме.
Вы им скажите, что Ив. Ив., несмотря на отдаление, мысленно в
вашем кругу: он убежден, что, не дожидаясь этого письма, вы уверили всех, что он как бы слышит
ваши беседы этого
дня и что они находят верный отголосок в его сердце.
В последних
днях прошлого месяца вечно юный
ваш Jeannot получил доброе июльское письмо старого своего директора.
Доброе письмо
ваше [Письма И. Д. Якушкина к Пущину — в книге «Декабрист И. Д. Якушкин, Записки», изд. АН СССР, 1951.] от 15 декабря, почтенный мой Иван Дмитриевич, дошло до меня за несколько
дней до Нового года, который мы здесь очень грустно встретили.
В двух словах скажу вам, почтенный Михаил Александрович, что три
дня тому назад получил добрейшее письмо
ваше с рукописью. От души благодарю вас за доверенность, с которою вы вверяете полезный
ваш труд. Тут же нашел я, открыв письмо из Иркутска, и записочку доброго нашего Павла Сергеевича [Бобрищева-Пушкина]. Радуюсь
вашему соединению…
Михаил Александрович на
днях отправил табачницу вроде
вашей, где представлена сцена, происходящая между вами, Бобрищевым-Пушкиным и Кюхельбекером. Он будет доволен этим воспоминанием, освященным десятилетнею давностию… [Сохранился рисунок 1830-х гг., где изображены И. Д. Якушкин, П. С. Бобрищев-Пушкин и М. К. Кюхельбекер перед зданием петровской тюрьмы (см. Записки И. Д, Якушкина, 1951, вкладка к стр. 256); подлинный — в Пушкинском Доме.]
Он мне рассказывал про
ваше житье-бытье в Туринске и, наконец, начал меня уверять, что
дела ваши и
вашего семейства в совершенном расстройстве, что вам необходимо пуститься в какие-нибудь обороты и что даже вы готовы на это».
Я с ним провел несколько
дней, и последнюю ночь ночевали у меня и беседовали, как будто бы были петровские товарищи: одним словом, я вполне наслаждался
вашим счастьем.
На этих
днях, почтенный друг Егор Антонович, получил я
ваши листки от 17 января, мне их привез черномазый мой племянник, которого я распек за то, что он с вами не повидался в Петербурге. На всякий случай начинаю беседу с вами, когда-нибудь найдется возможность переслать болтовню.
Именно в тот
день, когда воспоминание соединяет меня с покойным
вашим дядей и с будущим
вашим мужем, пришлось мне отвечать на добрые
ваши строки; 19 октября без сомнения и вам известно, хотя, по преданию, оно давно меня связало с близкими вам людьми и эта связь не страдает ни от каких разлук.
В надежде на снисхождение
вашего сиятельства, прямо к вам обращаюсь с покорнейшею просьбою; знаю, что следовало бы просить по начальству; но как
дело идет о здоровье, которое не терпит промедления, то уверен, что вы простите больному человеку это невольное отклонение от формы и благосклонно взглянете на его просьбу.
На этих
днях я получил листок от Ивана Дмитриевича (с ялуторовскими друзьями я в еженедельной переписке). Он меня порадовал
вашим верным воспоминанием, добрая Надежда Николаевна. Вы от него будете знать об дальнейших моих похождениях. Надобно только благодарить вас за
ваше участие: будем надеяться, что вперед все пойдет хорошо; здесь я починил инвалидную мою ногу и дорогой буду брать все предосторожности.
В самый тот
день, когда я вечером читал
ваши листки, где вы между прочим упоминаете о Барбесе, я утром имел отрадные, совершенно неожиданные минуты в беседе с Александром.
Как мне благодарить вас, добрый друг Матвей Иванович, за все, что вы для меня делаете. Письмо
ваше от 10 сентября вместе с листком от Аннушки глубоко тронуло меня.
День ее рождения мысленно я был в
вашем кругу и видел мою малютку в восхищении от всех
ваших добрых к ней вниманий. Спасибо, от души спасибо!..
Обнимаю вас, добрый друг. Передайте прилагаемое письмо Созоновичам. Барон [Барон — В. И. Штейнгейль.] уже в Тобольске — писал в
день выезда в Тары. Спасибо племяннику-ревизору, [Не племянник, а двоюродный брат декабриста И. А. Анненкова, сенатор H. Н. Анненков, приезжавший в Сибирь на ревизию.] что он устроил это
дело. — 'Приветствуйте
ваших хозяев — лучших людей. Вся наша артель вас обнимает.
На этих
днях получил
ваши добрые листки, которые привезла мне Неленька. Она была здесь ночью на минутку, выпила чай и опять вперед. Очень вам и Марье Николаевне благодарен за дружбу.
Пять
дней тому назад я секретарствовал к
вашему превосходительству, как вы могли заметить, за Николая Яковлевича, — сегодня представился случай обнять тебя, добрый друг, крепко, крепко, очень крепко.
Разделите между собой мой признательный крик, как я нераздельно принимаю
ваше старое лицейское воспоминание.
Одним словом, ура Лицею старого чекана! Это был вечером тост при громком туше. Вся древность наша искренно
разделила со мной благодарное чувство мое; оно сливалось необыкновенно приятно со звуками
вашего фортепиано. Осушили бокалы за вас, добрые друзья, и за нашего старого директора. Желали вам всего отрадного; эти желания были так задушевны, что они должны непременно совершиться.
У меня нет Соломенного, [Соломенное — заимка (домик), где жил Г. С. Батеньков близ Томска.] но зато нанимаю дом Бронникова, и в этом доме это время, свободное от постоя, накопилось много починок, так что меня с обоих крылец тормошат разные мастеровые. Вот причина, по которой до сего
дня не дал вам, добрый друг Гаврило Степанович, весточки о Неленьке. Она мне 29 сентября привезла
вашу записочку от 20-го. Значит, с безногим мужем едет довольно хорошо, и в такое время года.
Несколько
дней тому назад я получил, добрая Марья Николаевна,
ваше письмо от 20 октября. Спасибо вам, что вы мне дали отрадную весточку о нашем больном. Дай бог, чтоб поддержалось то лучшее, которое вы в нем нашли при последнем
вашем посещении. Дай бог, чтоб перемена лечения, указанная Пироговым, произвела желаемый успех! Мне ужасно неловко думать, что Петр, юнейший между нами, так давно хворает и хандрит естественным образом: при грудных болезнях это почти неизбежное
дело.
Поцелуйте за меня
ваших малюток. Аннушка просит вас о том же. Она здорова и с каждым
днем вытягивается. У нас все идет прежним порядком, но теперь довольно мрачных ощущений.
За три
дня до праздников я получил, почтенный Николай Иванович,
ваше письмо от 21 марта. Благодарю вас очень, что побеседовали со мной… [Дальше — просьбы о хлопотах в министерстве о разных сибиряках.]
На
днях узнал, что по желанию
вашему устроен
ваш выезд из Сибири; подробности этого
дела описал вам Константин Иванович, и, верно, вы уже получили официальную бумагу. Сердечно радуюсь, что нет препятствий к оставлению Сибири.
Добрый друг Сергей Петрович, сего
дня отвечаю вам на два
ваших письма от 28 июня и 2 июля… Сего 6-го числа мы приехали в Марьино. Доктора посоветовали мне на время оставить микстуры, капли и пр. и пр… и ехать дышать здешним деревенским воздухом…
Сегодня три
дня, что я получил, добрый друг Гаврило Степанович,
ваш листок от 15-го числа.
Жена ездила в Москву для свидания с
вашим дядюшкой-министром и между прочим подала ему записку об этом
деле, противном, по-моему, правилам народной нравственности.
Взглянув на этот листок, вспомните того, который в последний раз видел вас в 1849 году в Селенгинске… Я искренно
разделил с вами потерю
вашу,когда узнал о кончине моего доброго Николая Александровича. Этому прошло много лет, но все не могу равнодушно вспомнить об истинно любимом мною и уважаемом товарище…
В тот самый
день, как я писал к Michel-Michel, то есть 16-го числа, почта привезла мне, добрая Елизавета Петровна,
ваш листок от 9-го с выпиской из письма Кондратия.
Три
дня тому назад дошло до меня, добрая и почтенная Елена Александровна, дружеское
ваше письмо ст 5 апреля…
Отвечу коротко на некоторые
ваши вопросы… [Н. Д. Пущина была в это время в Москве по
делам имения; писала мужу 11 марта: «Мой сердечный Жанушка, милый муж мой — крепко, со всею нежностию любви моей к тебе, обнимаю тебя и целую…» (ЦГИА, ф. 1705, № 6).]