В августе был у меня Яков Дмитриевич; объезжая округ, он из Перми завернул ко мне и погостил четыре дня. Вполне наш. Это был праздник — добрый человек, неизменно привязанный к нам
по старине. Велел очень кланяться тебе и брату. Он очень жалеет, что не мог быть у вас за Байкалом до выезда из Иркутска. Теперь его постоянное жительство в Омске. Сашенька здорова, но все же опасаются нервических ее припадков.
Неточные совпадения
Три дня прогостил у меня оригинал Вильгельм. Проехал на житье в Курган с своей Дросидой Ивановной, двумя крикливыми детьми и с ящиком литературных произведений. Обнял я его с прежним лицейским чувством. Это свидание напомнило мне живо
старину: он тот же оригинал, только с проседью в голове. Зачитал меня стихами донельзя;
по правилу гостеприимства я должен был слушать и вместо критики молчать, щадя постоянно развивающееся авторское самолюбие.
Пора вам читать мою болтовню; мало толку в ней найдете, но и
по этому узнаете вашего неизменного, старого друга, который дружески, крепко вас обнимает и просит приветствовать всех ваших домашних и добрых поселителей, верных нашей
старине.
На днях у меня был Оболенский, он сын того, что был в Лицее инспектором. Вышел в 841-м году. Служит при Гасфорте, приезжал в Ялуторовск
по какому-то поручению и, услышав мою фамилию, зашел навестить меня. С ним я потолковал о
старине. Он нашел, что я еще мало стар; забросал я его вопросами местными, напомнил ему, что он жил с отцом во флигеле в соседстве с Ротастом. Тогда этот Оболенский несознательно бегал — ему теперь только 32 года. — Только странный какой-то человек, должно быть вроде своего отца.
Татьяна (русская душою, // Сама не зная почему) // С ее холодною красою // Любила русскую зиму, // На солнце иней в день морозный, // И сани, и зарею поздной // Сиянье розовых снегов, // И мглу крещенских вечеров. //
По старине торжествовали // В их доме эти вечера: // Служанки со всего двора // Про барышень своих гадали // И им сулили каждый год // Мужьев военных и поход.
Гаврило. По праздникам всегда так.
По старине живем: от поздней обедни все к пирогу да ко щам, а потом, после хлеба-соли, семь часов отдых.
— Ну, как тебе угодно. Ты меня, батюшка, извини: ведь я
по старине. (Г-н Чернобай говорил не спеша и на о.) У меня все по простоте, знаешь… Назар, а Назар, — прибавил он протяжно и не возвышая голоса.
«Банный день» справлялся у Зыковых
по старине: прежде, когда не было зятя, первыми шли в баню старики, чтобы воспользоваться самым дорогим первым паром, за стариками шел Яша с женой, а после всех остальная чадь, то есть девки, которые вообще за людей не считались.
Неточные совпадения
И опять
по обеим сторонам столбового пути пошли вновь писать версты, станционные смотрители, колодцы, обозы, серые деревни с самоварами, бабами и бойким бородатым хозяином, бегущим из постоялого двора с овсом в руке, пешеход в протертых лаптях, плетущийся за восемьсот верст, городишки, выстроенные живьем, с деревянными лавчонками, мучными бочками, лаптями, калачами и прочей мелюзгой, рябые шлагбаумы, чинимые мосты, поля неоглядные и
по ту сторону и
по другую, помещичьи рыдваны, [Рыдван — в
старину: большая дорожная карета.] солдат верхом на лошади, везущий зеленый ящик с свинцовым горохом и подписью: такой-то артиллерийской батареи, зеленые, желтые и свежеразрытые черные полосы, мелькающие
по степям, затянутая вдали песня, сосновые верхушки в тумане, пропадающий далече колокольный звон, вороны как мухи и горизонт без конца…
Оба приятеля, рассуждавшие о приятностях дружеской жизни, остались недвижимы, вперя друг в друга глаза, как те портреты, которые вешались в
старину один против другого
по обеим сторонам зеркала.
Она любила Ричардсона // Не потому, чтобы прочла, // Не потому, чтоб Грандисона // Она Ловласу предпочла; // Но в
старину княжна Алина, // Ее московская кузина, // Твердила часто ей об них. // В то время был еще жених // Ее супруг, но
по неволе; // Она вздыхала о другом, // Который сердцем и умом // Ей нравился гораздо боле: // Сей Грандисон был славный франт, // Игрок и гвардии сержант.
Они хранили в жизни мирной // Привычки милой
старины; // У них на масленице жирной // Водились русские блины; // Два раза в год они говели; // Любили круглые качели, // Подблюдны песни, хоровод; // В день Троицын, когда народ // Зевая слушает молебен, // Умильно на пучок зари // Они роняли слезки три; // Им квас как воздух был потребен, // И за столом у них гостям // Носили блюда
по чинам.
Опершись на плотину, Ленский // Давно нетерпеливо ждал; // Меж тем, механик деревенский, // Зарецкий жернов осуждал. // Идет Онегин с извиненьем. // «Но где же, — молвил с изумленьем // Зарецкий, — где ваш секундант?» // В дуэлях классик и педант, // Любил методу он из чувства, // И человека растянуть // Он позволял — не как-нибудь, // Но в строгих правилах искусства, //
По всем преданьям
старины // (Что похвалить мы в нем должны).