Неточные совпадения
Английский
язык, а потом
латинский старался я вам известнее сделать других.
Указ о неиздании книг греческих,
латинских и пр. на народном
языке без предварительного ученых удостоения 1486 года. [Кодекс дипломатический, изданный Гуденом. Том IV.]
Мы видели книги, до священных должностей и обрядов исповедания нашего касающиеся, переведенные с
латинского на немецкий
язык и неблагопристойно для святого закона в руках простого народа обращающиеся; что ж сказать наконец о предписаниях святых правил и законоположений; хотя они людьми искусными в законоучении, людьми мудрейшими и красноречивейшими писаны разумно и тщательно, но наука сама по себе толико затруднительна, что красноречивейшего и ученейшего человека едва на оную достаточна целая жизнь.
Да вещают таковые переводчики, если возлюбляют истину, с каким бы намерением то ни делали, с добрым или худым, до того нет нужды; да вещают, немецкий
язык удобен ли к преложению на оной того, что греческие и
латинские изящные писатели о вышних размышлениях христианского исповедания и о науках писали точнейше и разумнейше?
Сказав таким образом о заблуждениях и о продерзостях людей наглых и злодеев, желая, елико нам возможно, пособием господним, о котором дело здесь, предупредить и наложить узду всем и каждому, церковным и светским нашей области подданным и вне пределов оныя торгующим, какого бы они звания и состояния ни были, — сим каждому повелеваем, чтобы никакое сочинение, в какой бы науке, художестве или знании ни было, с греческого,
латинского или другого
языка переводимо не было на немецкий
язык или уже переведенное, с переменою токмо заглавия или чего другого, не было раздаваемо или продаваемо явно или скрытно, прямо или посторонним образом, если до печатания или после печатания до издания в свет не будет иметь отверстого дозволения на печатание или издание в свет от любезных нам светлейших и благородных докторов и магистров университетских, а именно: во граде нашем Майнце — от Иоганна Бертрама де Наумбурха в касающемся до богословии, от Александра Дидриха в законоучении, от Феодорика де Мешедя во врачебной науке, от Андрея Елера во словесности, избранных для сего в городе нашем Ерфурте докторов и магистров.
Ибо те, которые были сведущи в
языке латинском, казалось, были уже ограждены от заблуждения, ему неприступны и, что читали, понимали ясно и некриво [Сравнить с ним можно дозволение иметь книги иностранные всякого рода и запрещение таковых же на
языке народном.].
Тако Ломоносов, получивши сведение
латинского и греческого
языков, пожирал красоты древних витий и стихотворцев.
Дарья Александровна, еще в Москве учившаяся с сыном вместе
латинскому языку, приехав к Левиным, за правило себе поставила повторять с ним, хоть раз в день уроки самые трудные из арифметики и латинского.
Известный адвокат долго не соглашался порадовать людей своим талантом оратора, но, наконец, встал, поправил левой рукой полуседые вихры, утвердил руку на жилете, против сердца, и, высоко подняв правую, с бокалом в ней, начал фразой на
латинском языке, — она потонула в шуме, еще не прекращенном.
Этот Козлов, сын дьякона, сначала в семинарии, потом в гимназии и дома — изучил греческий и
латинский языки и, учась им, изучил древнюю жизнь, а современной почти не замечал.
Но до этого он не договаривался с Марьею Алексевною, и даже не по осторожности, хотя был осторожен, а просто по тому же внушению здравого смысла и приличия, по которому не говорил с нею на
латинском языке и не утруждал ее слуха очень интересными для него самого рассуждениями о новейших успехах медицины: он имел настолько рассудка и деликатности, чтобы не мучить человека декламациями, непонятными для этого человека.
Неточные совпадения
— Я утверждаю: искусство только тогда выполнит свое провиденциальное назначение, когда оно начнет говорить
языком непонятным, который будет способен вызывать такой же священный трепет пред тайной — какой вызывается у нас церковнославянским
языком богослужений, у католиков —
латинским.
— Даже. И преступно искусство, когда оно изображает мрачными красками жизнь демократии. Подлинное искусство — трагично. Трагическое создается насилием массы в жизни, но не чувствуется ею в искусстве. Калибану Шекспира трагедия не доступна. Искусство должно быть более аристократично и непонятно, чем религия. Точнее: чем богослужение. Это — хорошо, что народ не понимает
латинского и церковнославянского
языка. Искусство должно говорить
языком непонятным и устрашающим. Я одобряю Леонида Андреева.
— Кто? — повторил Козлов, — учитель
латинского и греческого
языков. Я так же нянчусь с этими отжившими людьми, как ты с своими никогда не жившими идеалами и образами. А ты кто? Ведь ты художник, артист? Что же ты удивляешься, что я люблю какие-нибудь образцы? Давно ли художники перестали черпать из древнего источника…
Мне припомнилась школьная скамья, где сидя, бывало, мучаешься до пота над «мудреным» переводом с
латинского или немецкого
языков, а учитель, как теперь адмирал, торопит, спрашивает: «Скоро ли? готово ли? Покажите, — говорит, — мне, прежде, нежели дадите переписывать…»