Неточные совпадения
Се
мысль, побудившая меня начертать, что читать
будешь.
Я понял его
мысль, вынул из кошелька… и, дав ему, советовал, что, приехав в Петербург, он продал бы бумагу свою на вес разносчикам для обвертки; ибо мнимое маркизство скружить может многим голову, и он причиною
будет возрождению истребленного в России зла — хвастовства древния породы.
Лежа в кибитке,
мысли мои обращены
были в неизмеримость мира.
Разверни новейшие таинственные творения, возмнишь быти во времена схоластики и словопрений, когда о речениях заботился разум человеческий, не
мысля о том,
был ли в речении смысл; когда задачею любомудрия почиталося и на решение исследователей истины отдавали вопрос, сколько на игольном острии может уместиться душ.
Труд сего писателя бесполезен не
будет, ибо, обнажая шествие наших
мыслей к истине и заблуждению, устранит хотя некоторых от пагубныя стези и заградит полет невежества; блажен писатель, если творением своим мог просветить хотя единого, блажен, если в едином хотя сердце посеял добродетель.
Но прежде всего попечение мое
было, да познаете ваш собственной, да умеете на оном изъяснять ваши
мысли словесно и письменно, чтобы изъяснение сие
было в вас непринужденно и поту на лице не производило.
Вещают вам, и предки наши тех же
были мыслей, что царский престол, коего сила во мнении граждан коренится, отличествовати долженствует внешним блеском, дабы мнение о его величестве
было всегда всецело и ненарушимо.
Желание наше
будет предупреждено; но не токмо желанию не допустят возродиться в нас, но даже и
мысли, зане готово уже ей удовлетворение.
Чем государство основательнее в своих правилах, чем стройнее, светлее и тверже оно само в себе, тем менее может оно позыбнуться и стрястися от дуновения каждого мнения, от каждой насмешки разъяренного писателя; тем более благоволит оно в свободе
мыслей и в свободе писаний, а от нее под конец прибыль, конечно,
будет истине.
Если свободно всякому
мыслить и
мысли свои объявлять всем беспрекословно, то естественно, что все, что
будет придумано, изобретено, то
будет известно; великое
будет велико, истина не затмится.
Но ни в Греции, ни в Риме, нигде примера не находим, чтобы избран
был судия
мысли, чтобы кто дерзнул сказать: у меня просите дозволения, если уста ваши отверзать хотите на велеречие; у нас клеймится разум, науки и просвещение, и все, что без нашего клейма явится в свет, объявляем заранее глупым, мерзким, негодным. Таковое постыдное изобретение предоставлено
было христианскому священству, и ценсура
была современна инквизиции.
Древнейшее о ценсуре узаконение, доселе известное, находим в 1486 году, изданное в самом том городе, где изобретено книгопечатание. Предузнавали монашеские правления, что оно
будет орудием сокрушения их власти, что оно ускорит развержение общего рассудка, и могущество, на мнении, а не на пользе общей основанное, в книгопечатании обрящет свою кончину. Да позволят нам здесь присовокупить памятник, ныне еще существующий на пагубу
мысли и на посрамление просвещения.
Если бы язык французский не
был толико употребителен в Европе, не
был бы всеобщим, то Франция, стеня под бичом ценсуры, не достигла бы до того величия в
мыслях, какое явили многие ее писатели.
— Услышал господь молитву мою, — вещал он. — Достигли слезы несчастного до утешителя всех. Теперь
буду хотя знать, что жребий мой зависеть может от доброго или худого моего поведения. Доселе зависел он от своенравия женского. Одна
мысль утешает, что без суда батожьем наказан не
буду!
Скоро бы из среды их исторгнулися великие мужи для заступления избитого племени; но
были бы они других о себе
мыслей и права угнетения лишенны.
Се сокращение общей его грамматики: слово представляет
мысли; орудие слова
есть голос; голос изменяется образованием или выговором; различное изменение голоса изображает различие
мыслей; итак, слово
есть изображение наших
мыслей посредством образования голоса чрез органы, на то устроенные.
И мы не почтем Ломоносова для того, что не разумел правил позорищного стихотворения и томился в эпопее, что чужд
был в стихах чувствительности, что не всегда проницателен в суждениях и что в самых одах своих вмещал иногда более слов, нежели
мыслей.
Но внемли: прежде начатия времен, когда не
было бытию опоры и вся терялося в вечности и неизмеримости, все источнику сил возможно
было, вся красота вселенныя существовала в его
мысли, но действия не
было, не
было начала.
Брат лег и ― спал или не спал ― но, как больной, ворочался, кашлял и, когда не мог откашляться, что-то ворчал. Иногда, когда он тяжело вздыхал, он говорил: «Ах, Боже мой» Иногда, когда мокрота душила его, он с досадой выговаривал: «А! чорт!» Левин долго не спал, слушая его. Мысли Левина были самые разнообразные, но конец всех
мыслей был один: смерть.
И что ж? Глаза его читали, // Но
мысли были далеко; // Мечты, желания, печали // Теснились в душу глубоко. // Он меж печатными строками // Читал духовными глазами // Другие строки. В них-то он // Был совершенно углублен. // То были тайные преданья // Сердечной, темной старины, // Ни с чем не связанные сны, // Угрозы, толки, предсказанья, // Иль длинной сказки вздор живой, // Иль письма девы молодой.
Неточные совпадения
Сначала он принял
было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и в гостинице все нехорошо, и к нему не поедет, и что он не хочет сидеть за него в тюрьме; но потом, как узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил
мысли, и, слава богу, все пошло хорошо.
Лука Лукич. Что ж мне, право, с ним делать? Я уж несколько раз ему говорил. Вот еще на днях, когда зашел
было в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда еще не видывал. Он-то ее сделал от доброго сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные
мысли внушаются юношеству.
Хлестаков. Да, и в журналы помещаю. Моих, впрочем, много
есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И всё случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в
мыслях. Все это, что
было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.
Григорий шел задумчиво // Сперва большой дорогою // (Старинная: с высокими // Курчавыми березами, // Прямая, как стрела). // Ему то
было весело, // То грустно. Возбужденная // Вахлацкою пирушкою, // В нем сильно
мысль работала // И в песне излилась:
В минуты, когда
мысль их обращается на их состояние, какому аду должно
быть в душах и мужа и жены!