Неточные совпадения
Напротив того, я чувствую, что субъект, произносящий эти предостережения, сам ходит на цыпочках, словно боится кого разбудить; что он серьезно чего-то ждет, и в ожидании, пока придет это «нечто», боится не только
за будущее ожидаемого, но и
за меня, фрондёра,
за меня, который непрошеным участием может скомпрометировать и «
дело обновления», и самого себя.
За минуту я горел агитационною горячкою и готов был сложить голову, лишь бы добиться «ясного» закона о потравах; теперь — я значительно хладнокровнее смотрю на это
дело и рассуждаю о нем несколько иначе.
— Очень уж вы, сударь, просты! — утешали меня мои м — ские приятели. Но и это утешение действовало плохо. В первый раз в жизни мне показалось, что едва ли было бы не лучше, если б про меня говорили: «Вот молодец! налетел, ухватил
за горло — и
делу конец!»
— Пустое
дело. Почесть что задаром купил. Иван Матвеич, помещик тут был, господин Сибиряков прозывался. Крестьян-то он в казну отдал. Остался у него лесок — сам-то он в него не заглядывал, а лесок ничего, хоть на какую угодно стройку гож! — да болотце десятин с сорок. Ну, он и говорит, Матвей-то Иваныч: «Где мне, говорит, с этим дерьмом возжаться!» Взял да и продал Крестьян Иванычу
за бесценок. Владай!
— Это чтобы обмануть, обвесить, утащить — на все первый сорт. И не то чтоб себе на пользу — всё в кабак! У нас в М. девятнадцать кабаков числится — какие тут прибытки на ум пойдут! Он тебя утром на базаре обманул, ан к полудню, смотришь, его самого кабатчик до нитки обобрал, а там, по истечении времени, гляди, и у кабатчика либо выручку украли, либо безменом по темю — и дух вон. Так оно колесом и идет. И
за дело! потому, дураков учить надо. Только вот что диво: куда деньги деваются, ни у кого их нет!
Остается, стало быть, единственное доказательство «слабости» народа — это недостаток неуклонности и непреоборимой верности в пастьбе сельских стад. Признаюсь, это доказательство мне самому, на первый взгляд, показалось довольно веским, но, по некотором размышлении, я и его не то чтобы опровергнул, но нашел возможным обойти. Смешно, в самом
деле, из-за какого-нибудь десятка тысяч пастухов обвинить весь русский народ чуть не в безумии! Ну, запил пастух, — ну, и смените его, ежели не можете простить!
— Помилуйте!
за что же-с! Вот если б Иван Гаврилыч просил или господин Скачков — ну, тогда
дело другое! А то просит человек основательный, можно сказать, солидный… да я
за честь…
— Какой уж прост! Прямо надо сказать: дурак! Ни он пошутить, ни представить что-нибудь… ну, и выгнали! И
за дело, сударыня! Потому ежели дураков да не учить…
— Сам в первой сохе и в первой косе. Барыши, однако, они
делят совершенно сообразно с указаниями экономической науки: сначала высчитывают проценты на основной и оборотный капиталы (эти проценты неблагонамеренный берет в свою пользу); потом откладывают известный процент на вознаграждение
за труд по ведению предприятия (этот процент тоже берет неблагонамеренный, в качестве руководителя работ); затем остальное складывают в общую массу.
Я даже помню, как он судился по
делу о сокрытии убийства, как его дразнили
за это фофаном и как он оправдывался, говоря, что «одну минуточку только не опоздай он к секретарю губернского правления — и ничего бы этого не было».
И
за всем тем, благодаря неутомимой деятельности моих предшественников,
дело уже развилось до четырех томов при пятнадцати обвиняемых.
Много помог мне и уланский офицер, особливо когда я открыл ему раскаяние Филаретова. Вот истинно добрейший малый, который даже сам едва ли знает,
за что под арестом сидит! И сколько у него смешных анекдотов! Многие из них я генералу передал, и так они ему пришли по сердцу, что он всякий
день, как я вхожу с докладом, встречает меня словами:"Ну, что, как наш улан! поберегите его, мой друг! тем больше, что нам с военным ведомством ссориться не приходится!"
Рассказывает, что нынче на все дороговизна пошла, и пошла оттого, что"прежние деньги на сигнации были, а теперьче на серебро счет пошел"; рассказывает, что
дело торговое тоже трудное, что"рынок на рынок не потрафишь: иной раз дорого думаешь продать, ан ни
за что спустишь, а другой раз и совсем, кажется, делов нет, ан вдруг бог подходящего человека послал"; рассказывает, что в скором времени"объявления набору ждать надо"и что хотя набор — "оно конечно"…"одначе и без набору быть нельзя".
Так
за Деруновым и утвердилась навсегда кличка «министр». И не только у нас в доме, но и по всей округе, между помещиками, которых
дела он, конечно, знал лучше, нежели они сами. Везде его любили, все советовались с ним и удивлялись его уму, а многие даже вверяли ему более или менее значительные куши под оборот, в полной уверенности, что Дерунов не только полностью отдаст деньги в срок, но и с благодарностью.
Но тогда было время тугое, и, несмотря на оборотливость Дерунова,
дела его развивались не особенно быстро. Он выписался из мещан в купцы, слыл
за человека зажиточного, но долго и крепко держался постоялого двора и лабаза. Может быть, и скопился у него капиталец, да по тогдашнему времени пристроить его было некуда.
— Я-то сержусь! Я уж который год и не знаю, что
за «сердце» такое на свете есть! На мужичка сердиться! И-и! да от кого же я и пользу имею, как не от мужичка! Я вот только тебе по-христианскому говорю: не вяжись ты с мужиком! не твое это
дело! Предоставь мне с мужика получать! уж я своего не упущу, всё до копейки выберу!
— И
дело. Вперед наука. Вот десять копеек на пуд убытку понес да задаром тридцать верст проехал. Следственно, в предбудущем, что ему ни дай — возьмет. Однако это, брат, в наших местах новость! Скажи пожалуй, стачку затеяли! Да
за стачки-то нынче, знаешь ли, как! Что ж ты исправнику не шепнул!
Еще на
днях один становой-щеголь мне говорил:"По-настоящему, нас не становыми приставами, а начальниками станов называть бы надо, потому что я, например,
за весь свой стан отвечаю: чуть ежели кто ненадежен или в мыслях нетверд — сейчас же к сведению должен дать знать!"Взглянул я на него — во всех статьях куроед! И глаза врозь, и руки растопырил, словно курицу поймать хочет, и носом воздух нюхает. Только вот мундир — мундир, это точно, что ловко сидит! У прежних куроедов таких мундирчиков не бывало!
"Проявился в моем стане купец 1-й гильдии Осип Иванов Дерунов, который собственности не чтит и в действиях своих по сему предмету представляется не без опасности. Искусственными мерами понижает он на базарах цену на хлеб и тем вынуждает местных крестьян сбывать свои продукты
за бесценок. И даже на
днях, встретив чемезовского помещика (имярек), наглыми и бесстыжими способами вынуждал оного продать ему свое имение
за самую ничтожную цену.
Я чувствую, что сейчас завяжется разговор, что Лукьяныч горит нетерпением что-то спросить, но только не знает, как приступить к
делу. Мы едем молча еще с добрую версту по мостовнику: я истребляю папиросу
за папиросою, Лукьяныч исподлобья взглядывает на меня.
Нет ни уездных садов, ни гражданских палат, ни решеток,
за которыми сидят"крепостные
дела".
"Пора наконец и
за ум взяться!" — сказал я себе и приступил к
делу с мыслью ни на йоту не отступать от этой решимости.
— Я тебе вот как скажу: будь я теперича при капитале — не глядя бы, семь тысяч
за него дал! Потому что, сейчас бы я первым
делом этот самый лес рассертировал. Начать хоть со строевого… видел, какие по дороге деревья-то стоят… ужастёенные!
Кабы платье-то у меня хорошее было, мне бы в карете ездить надо, а
за нее поди пять рублей в
день отдать мало!
Ан сочти-ка ты, сколько гривенников-то
за день в кармане останется — ведь шутя-шутя полтора-два рубля в сутки набежит!
— Да все то же. Вино мы с ним очень достаточно любим. Да не зайдете ли к нам, сударь: я здесь, в Европейской гостинице, поблизности, живу. Марью Потапьевну увидите; она же который
день ко мне пристает: покажь да покажь ей господина Тургенева. А он, слышь,
за границей. Ну, да ведь и вы писатель — все одно, значит. Э-эх! загоняла меня совсем молодая сношенька! Вот к французу послала, прическу новомодную сделать велела, а сама с «калегвардами» разговаривать осталась.
— В каретах мы нынче ездим — да-с!
за карету десять рубликов в сутки-с;
за нумер пятьдесят рубликов в сутки-с; прислуге, чтобы проворнее была, три рублика в сутки; да обеды, да ужины, да закуски-с; целый
день у нас труба нетолченая-с; одни «калегварды» что
за сутки слопают-с; греки, армяне-с; опять генерал-с; вот хоть бы сегодня вечерок-с… одного шампанского сколько вылакают!
— Смеется — ему что! — Помилуйте! разве возможная вещь в торговом
деле ненависть питать! Тут, сударь, именно смеяться надо, чтобы завсегда в человеке свободный дух был. Он генерала-то смешками кругом пальца обвел; сунул ему, этта, в руку пакет, с виду толстый-претолстый: как, мол? — ну, тот и смалодушествовал. А в пакете-то ассигнации всё трехрублевые. Таким манером он
за каких-нибудь триста рублей сразу человека
за собой закрепил. Объясняться генерал-то потом приезжал.
— Не счастье-с, а вся причина в том, что он проезжего купца обворовал. Останавливался у него на постоялом купец, да и занемог. Туда-сюда,
за попом,
за лекарем, ан он и душу богу отдал. И оказалось у этого купца денег всего двадцать пять рублей, а Осип Иваныч пообождал немного, да и стал потихоньку да полегоньку, шире да глубже, да так, сударь, это
дело умненько повел, что и сейчас у нас в К. никто не разберет, когда именно он разбогател.
— Я не говорю:"нет истины"; я говорю только:"нет безотносительнойистины". Если угодно, я поясню вам это примером. Недавно у меня на руках было одно
дело по завещанию. Купец отказал жене своей имение, но при этом употребил в завещании следующее выражение:"жене моей, такой-то,
за ее любовь, отказываю в вечное владението-то и то-то". Как, по вашему мнению, следует ли считать жену покойного собственницей завещанного имения?
— Ну, нет! не ожидала я этого от тебя! что ж, в самом
деле, выгоняйте мать! И поделом старой дуре! поделом ей
за то, что себе, на старость лет, ничего не припасала, а все детям да детям откладывала! пускай с сумой по дворам таскается!
И таким образом прошел целый мучительный
день, в продолжение которого Сенечка мог в сотый раз убедиться, что подаваемые
за обедом дупеля и бекасы составляют навсегда недостижимый для него идеал.
Я вперед предвижу, что будет. Сначала меня будут называть «сынком» и на этом основании позволят мне целовать ручки. Потом мне дадут, в награду
за какую-нибудь детскую услугу, поцеловать плечико, и когда заметят, что это производит на меня эффект, то скажут:"Какие, однако ж, у тебя смешные глаза!"Потом тррах! — et tout sera dit! [и
делу конец (франц.)]
Но вот раздался сигнальный храп — и я уж
за делом.
Вообще, хоть я не горжусь своими знаниями, но нахожу, что тех, какими я обладаю, совершенно достаточно, чтобы не ударить лицом в грязь. Что же касается до того, что ты называешь les choses de l'actualite, [злобой
дня (франц.)] то, для ознакомления с ними, я, немедленно по прибытии к полку, выписал себе «Сын отечества»
за весь прошлый год. Все же это получше «Городских и иногородных афиш», которыми пробавляетесь ты и Butor в тиши уединения.
В этот
день все офицерство праздновало на именинах у одного помещика, верст
за пять от города, а потому я один обедал у полковника.
— Что
за дело! — начал я.
P. S. Лиходеева опять залучила Федьку, дала ему полтинник и сказала, что на
днях исправник уезжает в уезд"выбивать недоимки". Кроме того, спросила: есть ли у меня шуба?.. уж не хочет ли она подарить мне шубу своего покойного мужа… cette naivete! [что
за простодушие! (франц.)] Каждый
день она проводит час или полтора на балконе, и я без церемоний осматриваю ее в бинокль. Положительно она недурна, а сложена даже великолепно!"
— Да. Он прямо сказал, что в Березниках жить дешевле. Ну, и насчет помещения капитала здесь удобно. Земля нынче дешева, леса тоже. Если умненько
за это
дело взяться, большие деньги можно нажить.
— Мало ли, друг мой, в доме занятий найдется? С той минуты, как утром с постели встанешь, и до той, когда вечером в постель ляжешь, — всё в занятиях. Всякому надо приготовить,
за всем самой присмотреть. Конечно, всебольше мелочи, но ведь ежели с мелочами справляться умеешь, тогда и большое
дело не испугает тебя.
— Нет, мой друг, это
дело надо разыскать. Если б он верный слуга тебе был, согласился ли бы он допустить, чтоб ты такое невыгодное условие для себя сделал? Вот Анисимушко — тот прямо Савве Силычу сказал:"Держитесь Гулина, ни
за что крестьянам его не отрезывайте!"Ну, Савва Силыч и послушался.
— Слушай-ко. Первое
дело — ульянцевские сейчас
за нее тысячу дают. Сегодня ты восемьсот дашь, а завтра тысячу получишь.
— Мало ли денег! Да ведь и я не с ветру говорю, а настоящее
дело докладываю. Коли много денег кажется, поторговаться можно. Уступит и
за семьсот. А и не уступит, все-таки упускать не след. Деньги-то, которые ты тут отдашь, словно в ламбарте будут. Еще лучше, потому что в Москву
за процентами ездить не нужно, сами придут.
И может быть, я только не замечаю
за собою, а на
деле и частенько-таки этим словом щеголяю?
— Поэтому-то я и думаю, что с крестьянами все-таки прямее
дело вести. Если и будет оттяжка в деньгах, все-таки я не более того потеряю, сколько потерял бы, уступив землю
за четыре и даже
за пять тысяч. А хозяева у земли между тем будут настоящие, те, которым она нужна, которые не перепродадут ее на спекуляцию, потому что, как вы сами сейчас же высказались, им и уйти от земли некуда.
День-то еще нештС, словно бы и
дело делаешь: в анбар заглянешь,
за ворота выйдешь, на дорогу поглядишь, а вечер наступит — и пошел сон долить.
—
За делом, что ли,
за каким приехал, или так? — спросила она меня, когда кончились первые излияния, в которых главную роль играли пожимания рук, оглядывания и восклицания:"Ах, как постарел!"или:"Ах, как поседел!" —
за которыми, впрочем, сейчас же следовало:"Что ж я, однако ж: совсем не постарел! какой был, такой и остался… даже удивительно!"
— Нет, не
за делом, — ответил я, — а именно"так".
— А я, мой друг, так-таки и не читала ничего твоего. Показывал мне прошлою зимой Филофей Павлыч в ведомостях объявление, что книга твоя продается, — ну, и сбиралась всё выписать, даже деньги отложила. А потом,
за тем да
за сем — и пошло
дело в длинный ящик! Уж извини, Христа ради, сама знаю, что не по-родственному это, да уж…
Плешивцев утверждает, что человек должен быть консерватором не только
за страх, но и
за совесть; Тебеньков же объявляет, что прибавка слов"и
за совесть"только усложняет
дело и что человек вполне прав перед обществом и законом, если может доказать, что он консерватор"только
за страх".