Неточные совпадения
Ежели мы, русские, вообще имеем довольно смутные понятия об идеалах, лежащих в основе нашей
жизни, то особенною безалаберностью отличается наше отношение к одному из них, и самому главному — к
государству.
Что же касается до обыденной жизненной практики, то, кроме профессоров, читающих с кафедры лекции государственного права, да школьников, обязанных слушать эти лекций, вряд ли кто-нибудь думает о той высшей правде, осуществлением которой служит
государство и служению которой должна быть всецело посвящена
жизнь обывателей.
Сапожнику, тачающему сапоги, даже и на ум никогда не придет, что его работа (да и вообще вся его
жизнь) имеет какое-нибудь отдаленное отношение к тому общему строю вещей, который носит название
государства.
В городах и в местах более населенных эта неряшливость сказывается, конечно, в меньшей степени; но ведь и здесь, как уже упомянуто выше, руководящею нитью обывательской
жизни все-таки служат взгляды и требования ближайшего начальства, а отнюдь не мысль о
государстве.
А между тем путаница в понятиях производит путаницу и в практической
жизни. Тут мы на каждом шагу встречаемся и с взяточничеством, и с наглейшим обиранием казны, и с полным равнодушием к уплате податей, и, наконец, с особым явлением, известным под именем сепаратизма. И всё — следствие неясности наших представлений о
государстве.
Была горькая година в
жизни России, — година, во время которой шла речь о ее значении в сонме европейских
государств и подвергалась сомнению ее военная слава.
В том еще нет ничего удивительного, что государственные люди и профессора государственного права имеют совершенно отчетливое понятие о значении
государства в
жизни современных обществ.
Борьбу с партикуляризмом, борьбу с католицизмом, борьбу с социалистическими порываниями — словом, со всем, что чувствует себя утесненным в тех рамках, которые выработал для
жизни идеал
государства, скомпонованный в Берлине.
И
жизнь его течет легко и обильно, проникнутая сознанием тех благ, которые изливаются на него
государством, и решимостью стоять за него, по крайней мере, до тех пор, пока этой решимости не будет угрожать серьезная опасность.
А между тем этот человек существует (cogito ergo sum [мыслю — значит, существую (лат.)]), получает жалованье, устроивает, как может, свои дела, и я даже положительно знаю, что 20-го февраля он подал голос за республиканца. И все это он делает, ни разу в
жизни не спросив себя: «Что такое
государство?»
С этой точки зрения русские горные заводы, выстроенные на даровой земле крепостным трудом, в настоящее время являются просто язвой в экономической
жизни государства, потому что могут существовать только благодаря высоким тарифам, гарантиям, субсидиям и всяким другим льготам, которые приносят громадный вред народу и обогащают одних заводчиков.
Но нужно еще сказать, что в «Записках» не только рассказываются одни деяния князей, но отмечаются, как в летописи, и необыкновенные явления природы и события внутренней
жизни государства — например, действия духовенства, народные суеверия, ереси и т. п.
Неточные совпадения
Зачем же выставлять напоказ бедность нашей
жизни и наше грустное несовершенство, выкапывая людей из глуши, из отдаленных закоулков
государства? Что ж делать, если такого свойства сочинитель, и так уже заболел он сам собственным несовершенством, и так уже устроен талант его, чтобы изображать ему бедность нашей
жизни, выкапывая людей из глуши, из отдаленных закоулков
государства! И вот опять попали мы в глушь, опять наткнулись на закоулок.
Высокой страсти не имея // Для звуков
жизни не щадить, // Не мог он ямба от хорея, // Как мы ни бились, отличить. // Бранил Гомера, Феокрита; // Зато читал Адама Смита // И был глубокий эконом, // То есть умел судить о том, // Как
государство богатеет, // И чем живет, и почему // Не нужно золота ему, // Когда простой продукт имеет. // Отец понять его не мог // И земли отдавал в залог.
Вспомнилось, как однажды у Прейса Тагильский холодно и жестко говорил о
государстве как органе угнетения личности, а когда Прейс докторально сказал ему: «Вы шаржируете» — он ответил небрежно: «Это история шаржирует». Стратонов сказал: «Ирония ваша — ирония нигилиста». Так же небрежно Тагильский ответил и ему: «Ошибаетесь, я не иронизирую. Однако нахожу, что человек со вкусом к
жизни не может прожевать действительность, не сдобрив ее солью и перцем иронии. Учит — скепсис, а оптимизм воспитывает дураков».
Но человек сделал это на свою погибель, он — враг свободной игры мировых сил, схематизатор; его ненавистью к свободе созданы религии, философии, науки,
государства и вся мерзость
жизни.
Почти не оставалось сил у русского народа для свободной творческой
жизни, вся кровь шла на укрепление и защиту
государства.