Неточные совпадения
Ежели нужно
только „подождать“, то отчего же
не „подождать“?» Все это до того резонно, что так и кажется, будто кто-то стоит и подталкивает сзади: подожди да подожди!
«Если в результате наших усилий оказывается
только пустота, — говорят они, — то, следовательно, оно
не может иначе быть».
Ведь примирившийся счастлив — оставьте же его быть счастливым в его бессознательности!
не будите в нем напрасного недовольства самим собою, недовольства, которое
только производит в нем внутренний разлад, но в конце концов все-таки
не сделает его ни более способным к правильной оценке явлений, из которых слагается ни для кого
не интересная жизнь простеца, ни менее беззащитным против вторжения в эту жизнь всевозможных внезапностей.
Он самый процесс собственного существования выносил
только потому, что
не понимал ни причин, ни последствий своих и чужих поступков.
Ничто
не изменилось кругом, ничто
не прекратило обычного ликования, и
только он, злосчастный простец, тщетно вопиет к небу по делу о побеге его жены с юнкером, с тем самым юнкером, который при нем столько раз и с таким искренним чувством говорил о святости семейных уз!
Вот вероятный практический результат, к которому в конце концов должен прийти самый выносливый из простецов при первом жизненном уколе. Ясно, что бессознательность, которая дотоле примиряла его с жизнью, уже
не дает ему в настоящем случае никаких разрешений, а
только вносит элемент раздражения в непроницаемый хаос понятий, составляющий основу всего его существования. Она
не примиряет, а приводит к отчаянию.
Ужели зрелища этого бессильного отчаяния
не достаточно, чтоб всмотреться несколько пристальнее в эту спутанную жизнь? чтоб спросить себя: «Что же, наконец, скомкало и спутало ее? что сделало этого человека так глубоко неспособным к какому-либо противодействию? что поставило его в тупик перед самым простым явлением, потому
только, что это простое явление вышло из размеров рутинной колеи?»
Подумайте, сколько тут теряется нравственных сил? а если нравственные силы нипочем на современном базаре житейской суеты, то переложите их на гроши и сообразите, как велик окажется недочет последних, вследствие одного того
только, что простец, пораженный унынием,
не видит ясной цели ни для труда, ни даже для самого существования?
— Душа-человек. Как есть русский. И
не скажешь, что немец. И вино пьет, и сморкается по-нашему; в церковь
только не ходит. А на работе — дошлый-предошлый! все сам! И хозяйка у него — все сама!
— Сибирян-то? Задаром взял. Десятин с тысячу места здесь будет,
только все лоскутками: в одном месте клочок, в другом клочок. Ну, Павел Павлыч и видит, что возжаться тут
не из чего. Взял да на круг по двадцать рублей десятину и продал. Ан одна усадьба кирпичом того стоит. Леску тоже немало, покосы!
— Известно, понимаем. Я вот тоже Крестьяну-то Иванычу и говорю: «А тебя, Крестьян Иваныч, по зубам-то, верно,
не чищивали?» — «Нет, говорит,
не чищивали». — «Ну, а нас, говорю, чистили.
Только и всего». Эй, вы, колелые!
— Это чтобы обмануть, обвесить, утащить — на все первый сорт. И
не то чтоб себе на пользу — всё в кабак! У нас в М. девятнадцать кабаков числится — какие тут прибытки на ум пойдут! Он тебя утром на базаре обманул, ан к полудню, смотришь, его самого кабатчик до нитки обобрал, а там, по истечении времени, гляди, и у кабатчика либо выручку украли, либо безменом по темю — и дух вон. Так оно колесом и идет. И за дело! потому, дураков учить надо.
Только вот что диво: куда деньги деваются, ни у кого их нет!
— Нет, выгода должна быть,
только птицы совсем ноне
не стало. А ежели и есть птица, так некормна, проестлива. Как ты ее со двора-то у мужичка кости да кожа возьмешь — начни-ка ее кормить, она самоё себя съест.
А мужик, то есть первый производитель товара, — он ничего перед собой
не видит, никакой политико-экономической игры в спрос и предложение
не понимает, барышей
не получает, и потому может сказать
только: «наплевать» — и ничего больше.
Я спустился к самой воде. В этом месте дневное движение еще
не кончилось. Чиновники
только что воротились с вечерних занятий и перед ужином расселись по крылечкам, в виду завтрашнего праздничного дня, обещающего им отдых. Тут же бегали и заканчивали свои игры и чиновничьи дети.
— Сколько смеху у нас тут было — и
не приведи господи! Слушай, что еще дальше будет. Вот
только немец сначала будто
не понял, да вдруг как рявкнет: «Вор ты!» — говорит. А наш ему: «Ладно, говорит; ты, немец, обезьяну, говорят, выдумал, а я, русский, в одну минуту всю твою выдумку опроверг!»
— Нет, ты бы на немца-то посмотрел, какая у него в ту пору рожа была! И испугался-то, и
не верит-то, и за карман-то хватается — смехота, да и
только!
Не приходится!»
Только всего и дела было.
— Да уж будьте покойны! Вот как: теперича в Москву приедем — и
не беспокойтесь! Я все сам… я сам все сделаю! Вы
только в субботу придите пораньше.
Не пробьет двенадцати, а уж дом…
— Ему, сударыня,
только понравиться нужно, — рассказывает один голос, — пошутить, что ли, мимику там какую-нибудь сделать, словом, рассмешить… Сейчас он тебе четвертную, а под веселую руку и две. Ну, а мой-то и
не понравился!
Будет ли нравоучение? Нет, его
не будет, потому что нравоучения вообще скучны и бесполезны. Вспомните пословицу: ученого учить —
только портить, — и раз навсегда откажитесь от роли моралиста и проповедника. Иначе вы рискуете на первом же перекрестке услышать: «Дурак!»
Только в одном случае и доныне русский бюрократ всегда является истинным бюрократом. Это — на почтовой станции, когда смотритель
не дает ему лошадей для продолжения его административного бега. Тут он вытягивается во весь рост, надевает фуражку с кокардой (хотя бы это было в комнате), скрежещет зубами, сует в самый нос подорожную и возглашает...
— Занимаются они, по большей части, неблагонамеренностями, откуда происходит и самое название: «неблагонамеренный». В частности же,
не по-дворянски себя ведут. Так, например, помещик Анпетов пригласил нескольких крестьян, поселил их вместе с собою, принял их образ жизни (
только он Лаферма папиросы курит, а они тютюн), и сам наравне с ними обрабатывает землю.
— Отчет? А помнится, у вас же довелось мне вычитать выражение: «ожидать поступков». Так вот в этом самом выражении резюмируется программа всех моих отчетов, прошедших, настоящих и будущих. Скажу даже больше: отчет свой я мог бы совершенно удобно написать в моей к — ской резиденции,
не ездивши сюда. И ежели вы видите меня здесь, то единственно
только для того, чтобы констатировать мое присутствие.
Я даже помню, как он судился по делу о сокрытии убийства, как его дразнили за это фофаном и как он оправдывался, говоря, что «одну минуточку
только не опоздай он к секретарю губернского правления — и ничего бы этого
не было».
— В Москве, сударь! в яме за долги года с два высидел, а теперь у нотариуса в писцах, в самых, знаете, маленьких… десять рублей в месяц жалованья получает. Да и какое уж его писанье! и перо-то он
не в чернильницу, а больше в рот себе сует. Из-за того
только и держат, что предводителем был, так купцы на него смотреть ходят. Ну, иной смотрит-смотрит, а между прочим — и актец совершит.
— Нет, так, по своей охоте ратуем. А впрочем, и то сказать, горевые мы ратники! Вот кабы тузы-то наши козырные живы были — ну, и нам бы поповаднее было заодно с ними помериться. Да от них, вишь,
только могилки остались, а нам-то, мелкоте,
не очень и доверяют нынешние правители-то!
— Помилуйте! с ними театров
не надобно-с! никогда
не соскучитесь! — прибавил отец Арсений. —
Только вот на язык невоздержны маленько.
И ежели она встречает отказ или сомнение, то это нимало
не заставляет ее вдуматься в свои требования, но
только возбуждает удивление.
— Стало быть, теперича нужно дневного разбоя… тогда
только начальство внимание обратит? — сказал он,
не обращаясь ни к кому в особенности.
— Гм!.. Это недурно!
только ведь вы, пожалуй,
не скажете, капитан?
— Эпизодов, ваше высокоблагородие, в жизни каждого человека довольно бывает-с! а у другого, может быть, и больше их… Говорить
только не хочется, а ежели бы, значит, биографию каждого из здешних помещиков начертать —
не многим бы по вкусу пришлось!
— И посейчас здесь живет. И прелюбодейственная жена с ним.
Только не при капиталах находятся, а кое-чем пропитываются. А Пантелей Егорыч, между прочего, свое собственное заведение открыл.
— Они
не пашут — это действительно-с.
Только, осмелюсь вам доложить, большая от них смута промежду черняди идет-с! Такая смута! такая смута! И ежели теперича, примерно, хоть между крестьян… или даже между господ помещиков, которые из молодых-с… маленечко, значит, позамялось, — так это именно их, господина Парначева, дело-с.
Читаем мы вечером «житие»,
только он вдруг на одном месте остановил нас:"Сестрицы! говорит, если я, по старой привычке, скощунствую, так вы меня, Христа ради, простите!"И скощунствовал-таки,
не удержался.
Ни рукой, ни ногой
не шевельнет,
только головой качает!
Вот почему я ни слова
не отвечал на обращенную ко мне речь генерала и
только новым безмолвным поклоном засвидетельствовал о моей твердой готовности следовать начальственным предписаниям.
Братец Григорий Николаич такой нынче истинный христианин сделался, что мы смотреть на него без слез
не можем. Ни рукой, ни ногой пошевелить
не может, и что говорит —
не разберем. И ему мы твое письмо прочитали, думая, что, при недугах, оное его утешит, однако он, выслушав,
только глаза шире обыкновенного раскрыл.
Боюсь
только, как бы под конец какого баламуту
не наделал!
Он еще допускал существование министерств (вы помните, милая маменька, его остроумную ипотезу двух министерств: оплодотворения и отчаяния), а следовательно, и возможность административного воздействия; они же ровно ничего
не допускали, а
только, по выражению моего товарища, Коли Персиянова, требовали миллион четыреста тысяч голов.
Убедившись в этом, генерал, без сомнения, сам поймет, чего он лишился, пренебрегши моими заслугами, и тогда мне останется
только дать знать стороной, что и мое сердце
не недоступно для раскаяния.
— Немцы, Осип Иваныч;
только у нас учителям бить
не позволяется.
— И
не позволяется, а всё же, чай, потихоньку исправляются. И нас царь побивать
не велел, а кто
только нас
не побивает!
— Нечего, сударь, прежнего жалеть! Надо дело говорить: ничего в «прежнем» хорошего
не было! Я и старик, а
не жалею.
Только вонь и грязь была. А этого добра, коли кому приятно, и нынче вдоволь достать можно. Поезжай в"Пешую слободу"да и живи там в навозе!
— А то и хорошо, что вольному воля! Прежде насчет всего запрет был, а нынче — воля! А впрочем, доложу вам, умному человеку на этот счет все едино: что запрет, что воля. Когда запрет был — у умного человека на предмет запрета выдумка была; воля пришла — у него на предмет этой самой воли выдумка готова! Умный человек никогда без хлеба
не оставался. А что касается до прочих, так ведь и для них все равно.
Только навыворот… ха-ха!
— Я-то сержусь! Я уж который год и
не знаю, что за «сердце» такое на свете есть! На мужичка сердиться! И-и! да от кого же я и пользу имею, как
не от мужичка! Я вот
только тебе по-христианскому говорю:
не вяжись ты с мужиком!
не твое это дело! Предоставь мне с мужика получать! уж я своего
не упущу, всё до копейки выберу!
— И земля
не бессудная, и резону
не платить нет, а
только ведь и деньга защитника любит. Нет у нее радетеля — она промеж пальцев прошла! есть радетель — она и сама собой в кармане запутается. Ну, положим, рассрочил ты крестьянам уплату на десять лет… примерно, хоть по полторы тысячи в год…
— Нечего бога гневить — дела хороши! Нынче
только мозгами шевелить
не ленись, а деньга сама к тебе привалит!
— И скот скупать хорошо, коли ко времю. Вот в марте кормы-то повыберутся, да и недоимки понуждать начнут — тут
только не плошай! За бесценок целые табуны покупаем да на винокуренных заводах на барду ставим! Хороший барыш бывает.
— Сынов двое, да дочь еще за полковника выдана. Хороший человек, настоящий.
Не пьет;
только одну рюмку перед обедом. Бережлив тоже. Живут хорошо, с деньгами.