Неточные совпадения
Они лгут, как говорилось когда-то,
при крепостном праве, «пур ле жанс», нимало не отрицая ненужности принципа обуздания в отношении к себе и людям
своего круга.
Это ревнители тихого разврата, рыцари безделицы, показывающие
свои патенты лишь таким же рыцарям, как и они, посетители «отдельных кабинетов», устроиватели всевозможных комбинаций на основании правила: «И волки сыты, и овцы целы», антреметтёры высшей школы, политические и нравственные кукушки, потихоньку кладущие
свои яйца в чужие гнезда,
при случае — разбойники,
при случае — карманные воришки.
Он снимает рощи, корчует пни, разводит плантации, овладевает всеми промыслами, от которых,
при менее черной сравнительно работе, можно ожидать более прибылей, и даже угрожает забрать в
свои руки исконный здешний промысел «откармливания пеунов».
Даже Терпибедов,
при всем сознании
своей несомненной благонамеренности, побаивался его и, по-видимому, находился под сильным его влиянием, что не мешало ему, однако ж, шутить над
своим ментором довольно смелые шутки.
При этой неожиданной аттестации отец Арсений молча вскинул
своими незрящими глазами в сторону Терпибедова. Под влиянием этого взора расходившийся капитан вдруг съежился и засуетился. Он схватил со стола дорожный чубук, вынул из кармана засаленный кисет и начал торопливо набивать трубку.
— И посейчас здесь живет. И прелюбодейственная жена с ним. Только не
при капиталах находятся, а кое-чем пропитываются. А Пантелей Егорыч, между прочего,
свое собственное заведение открыл.
Антошку
при этом вопросе подергивало: он уже начинал ревновать
своего Улисса.
С самодовольством вычитывал генерал из газет загадочные, но захватывающие дух известия, и торжествующе улыбался
при мысли, что все это он предвидел и предрекал еще в то время, когда писал
свой проект"но ежели".
— Калина Силантьич довольно попользовались. А
при сем они и на деревне оседлость имеют — могут, коли-ежели, и там
свою торговлю производить.
Все его оставили, и он не мог даже претендовать на такое забвение, а мог только удивленными глазами следить, как все спешит ликвидировать и бежать из
своего места. Оставались только какие-то мрачные наемники, которым удалось,
при помощи ненавистных мужиков, занять по земству и мировым судам места, с которыми сопряжено кое-какое жалованье.
— Ну да! вот это прекрасно! Я — виноват! Я — много требовал! Я!! Je vous demande un peu! [Прошу покорно! (франц.)] А впрочем, я знал зараньше, что у вас есть готовое оправдание! Я — должен был жить на хлебе и воде! Я — должен был рисковать
своею карьерой! Я — должен был довольствоваться ролью pique-assiette'a [прихлебателя (франц.)]
при более счастливых товарищах! Вы это,конечно, хотите сказать?
Сомнительно, впрочем, чтоб это было чувство негодования, возбужденное поведением сына
при встрече после шестнадцатилетней разлуки; скорее это было чувство упорного самообвинения, Действительно, ведь он от отца
своего получил полную чашу, а сам оставляет сыну — что?
— Я не говорю:"нет истины"; я говорю только:"нет безотносительнойистины". Если угодно, я поясню вам это примером. Недавно у меня на руках было одно дело по завещанию. Купец отказал жене
своей имение, но
при этом употребил в завещании следующее выражение:"жене моей, такой-то, за ее любовь, отказываю в вечное владението-то и то-то". Как, по вашему мнению, следует ли считать жену покойного собственницей завещанного имения?
При одной мысли, что в ад реакции проникнет этот новый Орфей и начнет петь там
свои чарующие песни, в уме моем рисовались самые мрачные перспективы.
Взирая на него, как он хлопочет и надрывается, усматривая на каждом шагу несомненные доказательства его почтительности, начальство говорило:"О! это молодой человек верный! этот не выдаст!"Напротив того, Митенька был неприступен и непроницаем; он хранил
свою пошлость про себя и совершенно искренно верил, что в ней заключаются истинные задатки будущего государственного человека; он не хлопотал, не суетился, но делал
свои маленькие нелепости серьезно и методически и поражал
при этом благородством манер.
И припоминала ей беспощадная память все оскорбления, на которые был так щедр ее любимчик; подсказывала она ей, как он однажды, пьяный, ворвался к ней в комнату и, ставши перед ней с кулаками, заревел:"Сейчас послать в город за шампанским, не то весь дом
своими руками передушу!""И передушил бы!" — невольно повторяет Марья Петровна
при этом воспоминании.
Когда я вошел в гостиную, я сейчас же заметил, что ее не было… Полковник что-то рассказывал, но
при моем появлении вдруг все смолкло. Ничего не понимая, я подошел к хозяину, но он не только не подал мне руки, но даже заложил обе
свои руки назад.
Я уж не впервые слышу эту угрозу из уст Лукьяныча. Всякий раз, как я приезжаю в Чемезово, он считает
своим долгом пронзить меня ею. Мало того: я отлично знаю, что он никогда не решится привести эту угрозу в действие, что с его стороны это только попытка уязвить меня, заставить воспрянуть духом, и ничего больше. И за всем тем, всякий раз, как я слышу эту просьбу «ослобонить», я невольно вздрагиваю
при мысли о той беспомощности, в которой я найдусь, если вдруг, паче чаяния, стрясется надо мной такая беда.
Может быть, он и тогда,
при жизни мужа, уж думал:"Мерзавец этот Савка! какую штучку поддел! вон как она ходит! ишь! ишь! так по струнке и семенит ножками!"И кто же знает, может быть, он этому Савке, другу
своему, даже подсыпал чего-нибудь, чтоб поскорей завладеть этою маленькою женщиной, которая так охотно пойдет за тем, кто первый возьмет ее за ручку, и потом всю жизнь будет семенить ножками по струнке супружества!
Вообще, это одна из тех личностей, без совета с которыми,
при крепостном праве, помещики шагу не делали, которых называли «министрами» и которые пользовались привилегией"говорить правду", но не забываться, подобно тем
своим знатным современникам, которые, в более высокой сфере, имели привилегию
Я остановился у Лукьяныча, который жил теперь в
своем доме, на краю села,
при самом тракте, на собственном участке земли, выговоренном
при окончательной разделке с крестьянами.
Беспрестанно присасывала она к его губам
свои пухлые губы (у Машеньки всегда в этих случаях даже белки глаз краснели), и лицо ее
при этом принимало то плотоядно-страдальческое выражение, которое можно подметить только у очень чувственных женщин.
Как «почвенник», он верит в жизненность
своих убеждений и
при защите их всегда имеет в виду «русскую точку зрения».
— Так что, например, болгары, сербы…
при настоящем положении границ Турецкой империи… должны считать Турецкую империю
своим отечеством и должна любить ее?
Правда, что Горохов, вместо надлежащих развитий, наскоро закончил
свой доклад так:"Посему я полагаю разделить сих людей на три категории: первую — разорить, вторую — расточить, третью — выдержав
при полиции, водворить в места жительства под строгий надзор.
Что только тогда они могут считать себя спокойными за
свои семейства и за
свою собственность, когда у них не будет смешных государств, вроде Шаумбург-Липпе, о которых ни один путешественник не может говорить иначе как
при помощи анекдотов.
Идет ли она по дорожке сада, а он сидит у себя за занавеской и пишет, ему бы сидеть, не поднимать головы и писать; а он,
при своем желании до боли не показать, что замечает ее, тихонько, как шалун, украдкой, поднимет уголок занавески и следит, как она идет, какая мина у ней, на что она смотрит, угадывает ее мысль. А она уж, конечно, заметит, что уголок занавески приподнялся, и угадает, зачем приподнялся.
Неточные совпадения
Анна Андреевна, жена его, провинциальная кокетка, еще не совсем пожилых лет, воспитанная вполовину на романах и альбомах, вполовину на хлопотах в
своей кладовой и девичьей. Очень любопытна и
при случае выказывает тщеславие. Берет иногда власть над мужем потому только, что тот не находится, что отвечать ей; но власть эта распространяется только на мелочи и состоит в выговорах и насмешках. Она четыре раза переодевается в разные платья в продолжение пьесы.
Я хотел бы, например, чтоб
при воспитании сына знатного господина наставник его всякий день разогнул ему Историю и указал ему в ней два места: в одном, как великие люди способствовали благу
своего отечества; в другом, как вельможа недостойный, употребивший во зло
свою доверенность и силу, с высоты пышной
своей знатности низвергся в бездну презрения и поношения.
Прыщ был уже не молод, но сохранился необыкновенно. Плечистый, сложенный кряжем, он всею
своею фигурой так, казалось, и говорил: не смотрите на то, что у меня седые усы: я могу! я еще очень могу! Он был румян, имел алые и сочные губы, из-за которых виднелся ряд белых зубов; походка у него была деятельная и бодрая, жест быстрый. И все это украшалось блестящими штаб-офицерскими эполетами, которые так и играли на плечах
при малейшем его движении.
4. Всякий градоправитель, видящий обывателя, занимающегося делом
своим, да оставит его
при сем занятии беспрепятственно.
— Казар-р-мы! — в
свою очередь, словно эхо, вторил угрюмый прохвост и произносил
при этом такую несосветимую клятву, что начальство чувствовало себя как бы опаленным каким-то таинственным огнем…