— Умный мужик Илья! старинный слуга! Нынче такие-то люди выводятся. Нынче что: поюлить да потарантить, а чуть до
дела коснется — и нет никого! — рассуждает сам с собою Порфирий Владимирыч, очень довольный, что Илья из мертвых воскрес.
Неточные совпадения
— «Ах» да «ах» — ты бы в ту пору, ахало, ахал, как время было. Теперь ты все готов матери на голову свалить, а чуть
коснется до
дела — тут тебя и нет! А впрочем, не об бумаге и речь: бумагу, пожалуй, я и теперь сумею от него вытребовать. Папенька-то не сейчас, чай, умрет, а до тех пор балбесу тоже пить-есть надо. Не выдаст бумаги — можно и на порог ему указать: жди папенькиной смерти! Нет, я все-таки знать желаю: тебе не нравится, что я вологодскую деревнюшку хочу ему отделить?
— А потому, во-первых, что у меня нет денег для покрытия твоих дрянных
дел, а во-вторых — и потому, что вообще это до меня не
касается. Сам напутал — сам и выпутывайся. Любишь кататься — люби и саночки возить. Так-то, друг. Я ведь и давеча с того начал, что ежели ты просишь правильно…
— В Москву мне необходимо, потому что я хочу попытать, нельзя ли нам на тамошнюю сцену поступить. А что
касается до
дела, так ведь вы сами же говорите, что в неделю можно много
дела наделать.
— Хорошо, я поговорю. Но как же она сама не думает? — сказала Дарья Александровна, вдруг почему-то при этом вспоминая странную новую привычку Анны щуриться. И ей вспомнилось, что Анна щурилась, именно когда
дело касалось задушевных сторон жизни. «Точно она на свою жизнь щурится, чтобы не всё видеть», подумала Долли. — Непременно, я для себя и для нее буду говорить с ней, — отвечала Дарья Александровна на его выражение благодарности.
Не о каких-либо бедных или посторонних шло дело,
дело касалось всякого чиновника лично, дело касалось беды, всем равно грозившей; стало быть, поневоле тут должно быть единодушнее, теснее.
Бесстыдство этого скотолюбивого народа доходит до какого-то героизма, чуть
дело коснется до сбыта товара, какой бы он ни был, хоть яд!
— Мне нужно посоветоваться с мужем, — обыкновенно говорила Хиония Алексеевна, когда
дело касалось чего-нибудь серьезного. — Он не любит, чтобы я делала что-нибудь без его позволения…
Неточные совпадения
Но меры эти почти всегда
касаются только простых идиотов; когда же придатком к идиотству является властность, то
дело ограждения общества значительно усложняется.
Теперь она верно знала, что он затем и приехал раньше, чтобы застать ее одну и сделать предложение. И тут только в первый раз всё
дело представилось ей совсем с другой, новой стороны. Тут только она поняла, что вопрос
касается не ее одной, — с кем она будет счастлива и кого она любит, — но что сию минуту она должна оскорбить человека, которого она любит. И оскорбить жестоко… За что? За то, что он, милый, любит ее, влюблен в нее. Но, делать нечего, так нужно, так должно.
«Ты видел, — отвечала она, — ты донесешь!» — и сверхъестественным усилием повалила меня на борт; мы оба по пояс свесились из лодки; ее волосы
касались воды; минута была решительная. Я уперся коленкою в
дно, схватил ее одной рукой за косу, другой за горло, она выпустила мою одежду, и я мгновенно сбросил ее в волны.
В голове просто ничего, как после разговора с светским человеком: всего он наговорит, всего слегка
коснется, все скажет, что понадергал из книжек, пестро, красно, а в голове хоть бы что-нибудь из того вынес, и видишь потом, как даже разговор с простым купцом, знающим одно свое
дело, но знающим его твердо и опытно, лучше всех этих побрякушек.
Сомненья нет: увы! Евгений // В Татьяну, как дитя, влюблен; // В тоске любовных помышлений // И
день и ночь проводит он. // Ума не внемля строгим пеням, // К ее крыльцу, стеклянным сеням // Он подъезжает каждый
день; // За ней он гонится, как тень; // Он счастлив, если ей накинет // Боа пушистый на плечо, // Или
коснется горячо // Ее руки, или раздвинет // Пред нею пестрый полк ливрей, // Или платок подымет ей.