Неточные совпадения
Попадья при виде его закручинилась и захлопотала об яичнице; деревенские мальчишки столпились вокруг него и смотрели на барина изумленными глазами; мужики, проходя мимо, молча снимали шапки и как-то загадочно взглядывали на него; какой-то старик дворовый даже подбежал и
попросил у барина ручку поцеловать.
— Ну, уж там как хочешь разумей, а только истинная это правда, что такое «слово» есть. А то еще один человек сказывал: возьми, говорит, живую лягушку и положи ее в глухую полночь в муравейник; к утру муравьи ее всю объедят, останется одна косточка; вот эту косточку ты возьми, и покуда она
у тебя в кармане — что хочешь
у любой бабы
проси, ни в чем тебе отказу не будет.
— А ежели ты чем недоволен был — кушанья, может быть, недостало, или из белья там, — разве не мог ты матери откровенно объяснить? Маменька, мол, душенька, прикажите печеночки или там ватрушечки изготовить — неужто мать в куске-то отказала бы тебе? Или вот хоть бы и винца — ну, захотелось тебе винца, ну, и Христос с тобой! Рюмка, две рюмки — неужто матери жалко? А то на-тко:
у раба
попросить не стыдно, а матери слово молвить тяжело!
Порфирий Владимирыч ничего
у ней не
просил — она сама шла навстречу его желаниям.
Ты
у него маслица
просишь, а он тебе капустки либо лучку даст; ты об вёдрышке да об тепленькой погодке хлопочешь, а он тебе дождичка да с градцем пошлет.
Вот мы в прошлом сентябре всё морозцев
у Бога
просили, чтоб озими
у нас не подопрели, ан Бог морозцу не дал — ну, и сопрели наши озими.
— Я, бабушка,
у вас хотел взаймы
попросить… я хороший процент заплачу.
— Что ты, что ты! — заметалась она, — да
у меня и денег, только на гроб да на поминовенье осталось! И сыта я только по милости внучек, да вот чем
у сына полакомлюсь! Нет, нет, нет! Ты уж меня оставь! Сделай милость, оставь! Знаешь что, ты бы
у папеньки
попросил!
— Ну, ладно. Только я, брат, говорю прямо: никогда я не обдумываю.
У меня всегда ответ готов. Коли ты правильного чего
просишь — изволь! никогда я ни в чем правильном не откажу. Хоть и трудненько иногда, и не по силам, а ежели правильно — не могу отказать! Натура такая. Ну, а ежели
просишь неправильно — не прогневайся! Хоть и жалко тебя — а откажу!
У меня, брат, вывертов нет! Я весь тут, на ладони. Ну, пойдем, пойдем в кабинет! Ты поговоришь, а я послушаю! Послушаем, послушаем, что такое!
— А потому, во-первых, что
у меня нет денег для покрытия твоих дрянных дел, а во-вторых — и потому, что вообще это до меня не касается. Сам напутал — сам и выпутывайся. Любишь кататься — люби и саночки возить. Так-то, друг. Я ведь и давеча с того начал, что ежели ты
просишь правильно…
— Постой, попридержи свои дерзости, дай мне досказать. Что это не одни слова — это я тебе сейчас докажу… Итак, я тебе давеча сказал: если ты будешь
просить должного, дельного — изволь, друг! всегда готов тебя удовлетворить! Но ежели ты приходишь с просьбой не дельною — извини, брат! На дрянные дела
у меня денег нет, нет и нет! И не будет — ты это знай! И не смей говорить, что это одни «слова», а понимай, что эти слова очень близко граничат с делом.
— Послушайте! наконец, я
прошу вас! ежели
у вас есть хоть капля чувства…
— Ах, детки, детки! — говорит он, — и жаль вас, и хотелось бы приласкать да приголубить вас, да, видно, нечего делать — не судьба! Сами вы от родителей бежите, свои
у вас завелись друзья-приятели, которые дороже для вас и отца с матерью. Ну, и нечего делать! Подумаешь-подумаешь — и покоришься. Люди вы молодые, а молодому, известно, приятнее с молодым побыть, чем со стариком ворчуном! Вот и смиряешь себя, и не ропщешь; только и
просишь отца небесного: твори, Господи, волю свою!
— То-то, что нет. Я что сказал? я сказал: не могу препятствовать — только и всего. А позволяю или не позволяю — это другой вопрос. Он
у меня позволения и не
просил, он прямо написал: xoчy,папа, жениться на Лидочке — ну, и я насчет позволения умолчал. Хочешьжениться — ну, и Христос с тобой! женись, мой друг, хоть на Лидочке, хоть на разлидочке — я препятствовать не могу!
— С отцом не объясняются-с.
У отца прощения
просят — вот и все.
Потом скотница
попросила барышню в избу, где был поставлен на столе горшок с молоком, а в углу
у печки, за низенькой перегородкой из досок, ютился новорожденный теленок.
— Положим, что капитал и небольшой, — праздномыслит Иудушка, — а все-таки хорошо, когда знаешь, что про черный день есть. Занадобилось — и взял. Ни
у кого не
попросил, никому не поклонился — сам взял, свое, кровное, дедушкой подаренное! Ах, маменька! маменька! и как это вы, друг мой, так, очертя голову, действовали!
— Хоть и грех, по молитве, бранить, но как человек не могу не попенять: сколько раз я
просил не тревожить меня, когда я на молитве стою! — сказал он приличествующим молитвенному настроению голосом, позволив себе, однако, покачать головой в знак христианской укоризны, — ну что еще такое
у вас там?
— Вот за попом послать, это — так. Это дельно будет. Молитва — ты знаешь ли, что об молитве-то в Писании сказано? Молитва — недугующих исцеление — вот что сказано! Так ты так и распорядись! Пошлите за батюшкой, помолитесь вместе… и я в это же время помолюсь! Вы там, в образной, помолитесь, а я здесь,
у себя, в кабинете,
у Бога милости
попрошу… Общими силами: вы там, я тут — смотришь, ан молитва-то и дошла!
Весь следующий день Порфирий Влидимирыч не выходил из кабинета и молился,
прося себе
у Бога вразумления.
— Ну что ж! милости
просим! комнат
у меня довольно — живи!
Тем не менее в сентябре следующего года полицмейстер
попросил у Кукишева заимообразно тысячу рублей, и Кукишев имел неблагоразумие отказать.