Неточные совпадения
Однажды бурмистр из дальней вотчины, Антон Васильев, окончив барыне Арине Петровне Головлевой доклад о своей поездке в Москву для сбора оброков
с проживающих по паспортам крестьян и уже получив от нее разрешение идти в людскую, вдруг как-то таинственно замялся
на месте, словно бы за ним было еще какое-то слово и дело, о котором он и решался и не решался доложить.
Она не приметила даже, что в это самое время девчонка Дуняшка ринулась было
с разбега мимо окна, закрывая что-то передником, и вдруг, завидев барыню,
на мгновение закружилась
на одном
месте и тихим шагом поворотила назад (в другое время этот поступок вызвал бы целое следствие).
С утра, чуть брезжил свет, уж весь горизонт был сплошь обложен ими; облака стояли словно застывшие, очарованные; проходил час, другой, третий, а они всё стояли
на одном
месте, и даже незаметно было ни малейшей перемены ни в колере, ни в очертаниях их.
Улитушка уходит;
на минуту водворяется тяжелое молчание. Арина Петровна встает
с своего
места и высматривает в дверь, точно ли Улитушка ушла.
Обед начался
с родственных пререканий. Иудушка настаивал, чтобы маменька
на хозяйское
место села; Арина Петровна отказывалась.
— Как знать, милый друг маменька! А вдруг полки идут! Может быть, война или возмущение — чтоб были полки в срок
на местах! Вон, намеднись, становой сказывал мне, Наполеон III помер, — наверное, теперь французы куролесить начнут! Натурально, наши сейчас вперед — ну, и давай, мужичок, подводку! Да в стыть, да в метель, да в бездорожицу — ни
на что не посмотрят: поезжай, мужичок, коли начальство велит! А нас
с вами покамест еще поберегут,
с подводой не выгонят!
Вдруг нынешнее Головлево исчезнет, и
на месте его очутится новое Головлево,
с новою обстановкой, в которой он…
Петенька
с минуту помялся
на месте и вдруг брякнул...
Вставши утром, она по привычке садилась к письменному столу, по привычке же начинала раскладывать карты, но никогда почти не доканчивала и словно застывала
на месте с вперенными в окно глазами.
В единственной чистой комнате дома, которая служила приемною, царствовала какая-то унылая нагота; по стенам было расставлено
с дюжину крашеных стульев, обитых волосяной материей,
местами значительно продранной, и стоял такой же диван
с выпяченной спинкой, словно грудь у генерала дореформенной школы; в одном из простенков виднелся простой стол, покрытый загаженным сукном,
на котором лежали исповедные книги прихода, и из-за них выглядывала чернильница
с воткнутым в нее пером; в восточном углу висел киот
с родительским благословением и
с зажженною лампадкой; под ним стояли два сундука
с матушкиным приданым, покрытые серым, выцветшим сукном.
Да и не мудрено! этот процесс, во времена уны, велся
с таким же захватывающим интересом,
с каким нынче читается фёльетонный роман, в котором автор, вместо того чтоб сразу увенчать взаимное вожделение героев,
на самом патетическом
месте ставит точку и пишет: продолжение впредь.
— Чтоб ему хорошо там было! не как-нибудь, а настоящим бы манером! Да билетец, билетец-то выправь. Не забудь! По билету мы его после везде отыщем! А
на расходы я тебе две двадцатипятирублевеньких отпущу. Знаю ведь я, все знаю! И там сунуть придется, и в другом
месте барашка в бумажке подарить… Ахти, грехи наши, грехи! Все мы люди, все человеки, все сладенького да хорошенького хотим! Вот и Володька наш! Кажется, велик ли, и всего
с ноготок, а поди-ка, сколько уж денег стоит!
Довольный тем, что успел
на самом деле доказать Илье справедливость своего мнения насчет Гараньки, Порфирий Владимирыч
с места преступления заходит мысленно в избу полесовщика и делает приличное поучение.
Уж поздно ночью присяжные вынесли Кукишеву обвинительный приговор,
с смягчающими, впрочем, обстоятельствами, вследствие чего он был тут же присужден к ссылке
на житье в Западную Сибирь, в
места не столь отдаленные.
Следующее лето было ужасно. Мало-помалу сестер начали возить по гостиницам к проезжающим господам, и
на них установилась умеренная такса. Скандалы следовали за скандалами, побоища за побоищами, но сестры были живучи, как кошки, и все льнули, все желали жить. Они напоминали тех жалких собачонок, которые, несмотря
на ошпаривания, израненные,
с перешибленными ногами, все-таки лезут в облюбованное
место, визжат и лезут. Держать при театре подобные личности оказывалось неудобным.
— Одни из этих артистов просто утопают в картах, в вине, — продолжал Райский, — другие ищут роли. Есть и дон-кихоты между ними: они хватаются за какую-нибудь невозможную идею, преследуют ее иногда искренно; вообразят себя пророками и апостольствуют в кружках слабых голов, по трактирам. Это легче, чем работать. Проврутся что-нибудь дерзко про власть, их переводят, пересылают
с места на место. Они всем в тягость, везде надоели. Кончают они различно, смотря по характеру: кто угодит, вот как вы, на смирение…
Неточные совпадения
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание
на присутственные
места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей
с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его? только, знаете, в таком
месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
А вы — стоять
на крыльце, и ни
с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только увидите, что идет кто-нибудь
с просьбою, а хоть и не
с просьбою, да похож
на такого человека, что хочет подать
на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит
на цыпочках вслед за квартальными.)
Не горы
с места сдвинулись, // Упали
на головушку, // Не Бог стрелой громовою // Во гневе грудь пронзил, // По мне — тиха, невидима — // Прошла гроза душевная, // Покажешь ли ее?
Он пистолетик выхватил, // Как сам, такой же толстенький, // И дуло шестиствольное //
На странников навел: // «Ни
с места!
В следующую речь Стародума Простаков
с сыном, вышедшие из средней двери, стали позади Стародума. Отец готов его обнять, как скоро дойдет очередь, а сын подойти к руке. Еремеевна взяла
место в стороне и, сложа руки, стала как вкопанная, выпяля глаза
на Стародума,
с рабским подобострастием.