Неточные совпадения
Губерния наша дальняя, дворянства этого нет, ну, и жили мы тут
как у Христа за пазушкой; съездишь, бывало, в год раз в губернский город, поклонишься чем
бог послал благодетелям и
знать больше ничего не хочешь.
Ну, это, я вам доложу, точно грех живую душу таким родом губить. А по прочему по всему чудовый был человек, и прегостеприимный — после,
как умер, нечем похоронить было: все, что ни нажил, все прогулял! Жена до сих пор по миру ходит, а дочки — уж
бог их
знает! — кажись, по ярмонкам ездят: из себя очень красивы.
—
Бога вы не боитесь, свиньи вы этакие! — говорит он, —
знаете сами,
какая у нас теперича особа! Нешто жалко мне водки-то, пойми ты это!.. Эй, музыканты!
— Спасибо Сашке Топоркову! спасибо! — говорил он, очевидно забывая, что тот же Топорков обольстил его насчет сахара. — «Ступай, говорит, в Крутогорск, там, братец, есть винцо тенериф — это, брат, винцо!» Ну, я,
знаете, человек военный, долго не думаю: кушак да шапку или,
как сказал мудрец, omnia me cum me… [Все свое ношу с собою (от искаженного лат. omnia mea mecum porto).] зарапортовался! ну, да все равно! слава
богу, теперь уж недалечко и до места.
— И сам, сударь, еще не
знаю. Желанье такое есть, чтоб до Святой Горы дойти, а там
как бог даст.
— А
какая у него одежа? пониток черный да вериги железные — вот и одежа вся. Известно, не без того, чтоб люди об нем не
знали; тоже прихаживали другие и милостыню старцу творили: кто хлебца принесет, кто холстеца, только мало он принимал, разве по великой уж нужде. Да и тут, сударь, много раз при мне скорбел, что по немощи своей, не может совершенно от мира укрыться и полным сердцем всего себя
богу посвятить!
— Так я, сударь, и пожелал; только что ж Кузьма-то Акимыч,
узнавши об этом, удумал? Приехал он ноне по зиме ко мне:"Ты, говорит, делить нас захотел, так я, говорит, тебе этого не позволяю, потому
как я у графа первый человек! А
как ты, мол, не дай
бог, кончишься, так на твоем месте хозяйствовать мне, а не Ивану, потому
как он малоумный!"Так вот, сударь,
каки ноне порядки!
Забиякин. Только он сидит и прихлебывает себе чай… ну, взорвало,
знаете, меня, не могу я этого выдержать! Пей он чай,
как люди пьют, я бы ни слова —
бог с ним! а то,
знаете, помаленьку, точно
бог весть
каким блаженством наслаждается… Ну, я, конечно, в то время его раскровенил.
Повторяю вам, вы очень ошибаетесь, если думаете, что вот я призову мужика, да так и начну его собственными руками обдирать… фи! Вы забыли, что от него там
бог знает чем пахнет… да и не хочу я совсем давать себе этот труд. Я просто призываю писаря или там другого, et je lui dis:"Mon cher, tu me dois tant et tant", [и я ему говорю «Дорогой мой, ты мне должен столько то и столько то» (франц.).] — ну, и дело с концом.
Как уж он там делает — это до меня не относится.
Если бы мы самобытно развивались,
бог знает,
как бы оно пошло; может быть, направо, а может быть, и налево.
— Слышал, братец, слышал! Только не
знал наверное, ты ли: ведь вас, Щедриных,
как собак на белом свете развелось… Ну, теперь, по крайней мере, у меня протекция есть, становой в покое оставит, а то такой стал озорник, что просто не приведи
бог… Намеднись град у нас выпал, так он, братец ты мой, следствие приехал об этом делать, да еще кабы сам приехал, все бы не так обидно, а то писаришку своего прислал… Нельзя ли, дружище, так как-нибудь устроить, чтобы ему сюда въезду не было?
Дразнила она меня таким манером долго, и все я себя перемогал; однако
бог попутал.
Узнал я как-то, что Параня в лес по грибы идет. Пошел и я, а за поясом у меня топор, не то чтоб у меня в то время намерение
какое было, а просто потому, что мужику без топора быть нельзя. Встретился я с ней, а она — верно, забыла,
как я ее у колодца-то трепал, — опять надо мной посмеивается...
— Был с нами еще секретарь из земского суда-с, да столоначальник из губернского правления… ну-с, и они тут же… то есть мещанин-с… Только были мы все в подпитии-с, и отдали им это предпочтение-с… то есть не мы, ваше высокоблагородие, а Аннушка-с… Ну-с, по этой причине мы точно их будто помяли… то есть бока ихние-с, — это и следствием доказано-с… А чтоб мы до чего другого касались… этого я,
как перед
богом, не
знаю…
— А вор, батюшка, говорит: и
знать не
знаю, ведать не ведаю; это, говорит, он сам коровушку-то свел да на меня, мол, брешет-ну! Я ему говорю: Тимофей, мол, Саввич,
бога, мол, ты не боишься, когда я коровушку свел? А становой-ет, ваше благородие, заместо того-то, чтобы меня, знашь, слушать, поглядел только на меня да головой словно замотал."Нет, говорит,
как посмотрю я на тебя, так точно, что ты корову-то украл!"Вот и сижу с этих пор в остроге. А на что бы я ее украл? Не видал я, что ли, коровы-то!
"Я старец. Старцем я прозываюсь потому, первое, что греховную суету оставил и удалился в пустынножительство, а второе потому, что в писании божественном искуснее, нечем прочие християне. Прочие християне в темноте ходят,
бога только по имени
знают; спросишь его «
какой ты веры?» — он тебе отвечает «старой», а почему «старой» и в чем она состоит, для него это дело темное.
Торговал я,
знаете, книжками, лестовками да образками, а
какая это была торговля — одному
богу известно.
А расходу для них не
бог знает сколько: только за тепло да за ласку, потому что хлеб у него завсегда свой, и такой, сударь, хлеб, что нашему брату только на диво,
как они его едят.
— Что ж, видно, уж господу
богу так угодно; откупаться мне, воля ваша, нечем; почему
как и денег брать откуда не
знаем. Эта штука, надзор, самая хитрая — это точно! Платишь этта платишь — ин и впрямь от своих делов отставать приходится. А ты, ваше благородие, много ли получить желаешь?
Неточные совпадения
Да объяви всем, чтоб
знали: что вот, дискать,
какую честь
бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
Почтмейстер. Сам не
знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело,
какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь,
как курица»; а в другом словно бес
какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И
как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Сначала он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и в гостинице все нехорошо, и к нему не поедет, и что он не хочет сидеть за него в тюрьме; но потом,
как узнал невинность Антона Антоновича и
как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли, и, слава
богу, все пошло хорошо.
— Не
знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да в землю сам ушел по грудь // С натуги! По лицу его // Не слезы — кровь течет! // Не
знаю, не придумаю, // Что будет?
Богу ведомо! // А про себя скажу: //
Как выли вьюги зимние, //
Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты, сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!
Г-жа Простакова.
Бог вас
знает,
как вы нынче судите. У нас, бывало, всякий того и смотрит, что на покой. (Правдину.) Ты сам, батюшка, других посмышленее, так сколько трудисся! Вот и теперь, сюда шедши, я видела, что к тебе несут какой-то пакет.