Неточные совпадения
Так вот этакой-то
пройда и наставлял нас
всему.
Ну, это, я вам доложу, точно грех живую душу таким родом губить. А по прочему по
всему чудовый был человек, и прегостеприимный — после, как умер, нечем похоронить было:
все, что ни нажил,
все прогулял! Жена до сих пор по миру
ходит, а дочки — уж бог их знает! — кажись, по ярмонкам ездят: из себя очень красивы.
— Как же вы-то попались, Прокофий Николаич, если в ваше время
все так счастливо
сходило?
По той единственной причине ему
все его противоестественности с рук и
сходили, что человек он был золотой.
Но на этот счет Алексей Дмитрич оставался непреклонным. Кшецынский продолжал обедать за столом его высокородия, и — мало того! — каждый раз, вставая из-за стола,
проходил мимо своего врага с улыбкою, столь неприметною, что понимать и оценить
всю ее ядовитость мог только Федор. Но возвратимся к рассказу.
В тревожном ожидании
проходит два часа, в продолжение которых
все бездействуют.
Стала она сначала
ходить к управительше на горькую свою долю жаловаться, а управительшин-то сын молодой да такой милосердый, да добрый; живейшее, можно сказать, участие принял. Засидится ли она поздно вечером — проводить ее пойдет до дому; сено ли у пономаря
все выдет — у отца сена выпросит, ржицы из господских анбаров отсыплет — и
все это по сердолюбию; а управительша, как увидит пономарицу,
все плачет, точно глаза у ней на мокром месте.
И в школу
ходить начал, способности показал отменные; к старику благодетелю
все ластится, тятькой его называет, а на своего-то отца на пьяного уж и смотреть не хочет.
Однажды пришла ему фантазия за один раз
всю губернию ограбить — и что ж? Изъездил, не поленился,
все закоулки, у исправников
все карманы наизнанку выворотил, и, однако ж, не слышно было ропота, никто не жаловался. Напротив того, радовались, что первые времена суровости и лакедемонизма [16]
прошли и что сердце ему отпустило. Уж коли этакой человек возьмет, значит, он и защищать сумеет. Выходит, что такому лицу деньги дать —
все равно что в ломбард их положить; еще выгоднее, потому что проценты больше.
— На своих
все на ногах… охромела я нонече, а то как бы не
сходить сто верст!.. больно уж долго шла… ох, да и котомка-то плечи щемит!
— Это именно удивления достойно-с! — продолжал философствовать писарь, — сколько их тут через
все лето
пройдет, и даже никакой опаски не имеют! Примерно, скажем хочь про разбойников-с; разбойник, хошь ты как хошь,
все он разбойник есть, разбойничья у него душа… но эвтому самому и называется он кровопийцею… так и разбойника даже не опасаются-с!
— Эх, Антон Пименыч!
все это анекдот один, — сказал писарь, — известно, странники оттелева приходят, так надо же побаловать языком, будто как за делом
ходили…
— Лето-то
все таким родом
проходишь, а зиму прозимуешь у мощей святых или у образа чудотворного, а потом опять лето пространствуешь, да уж на другую зиму домой воротишься…
— Ну, он поначалу было и вразумился, словно и посмирнел, а потом
сходил этта по хозяйству,
все обсмотрил:"Нет, говорит, воля твоя, батюшка, святая, а только уж больно у тебя хозяйство хорошо! Хочу, говорит, надо
всем сам головой быть, а Ванюшку не пущу!"
Был у меня знакомый… ну, самый, то есть, милый человек… и образованный и с благородными чувствами… так он даже целый год
ходил, чтоб только место станового получить, и
все, знаете, один ответ (подражая голосу и манере князя Чебылкина...
Налетов. Еще бы! ну, признайтесь, давно ли вы
ходить начали?
все, чай, «мамаса», «папаса»! Ну признайтесь!
Рыбушкин. Цыц, Машка! я тебе говорю цыц! Я тебя знаю, я тебя вот как знаю…
вся ты в мать, в Палашку, чтоб ей пусто было! заела она меня, ведьма!.. Ты небось думаешь, что ты моя дочь! нет, ты не моя дочь; я коллежский регистратор, а ты титулярного советника дочь… Вот мне его и жалко; я ему это и говорю… что не бери ты ее, Сашка, потому она как есть
всем естеством страмная,
вся в Палагею… в ту… А ты, Машка, горло-то не дери, а не то вот с места не
сойти — убью; как муху, как моль убью…
А те-то, дурачье, и из комнаты вон повышли, а и случится которому надобность по комнате
пройти, так
все норовит по стенке, словно они зачумленные.
Ижбурдин. А как бы вам объяснить, ваше благородие? Называют это и мошенничеством, называют и просто расчетом — как на что кто глядит. Оно конечно, вот как тонешь, хорошо, как бы кто тебе помог, а как с другого пункта на дело посмотришь, так ведь не всякому же тонуть приходится. Иной двадцать лет плавает, и
все ему благополучно
сходит: так ему-то за что ж тут терять? Это ведь дело не взаимное-с.
И хошь бы со
всеми они так-ту —
все бы не больно надсадно было, а то ведь под носом у тебя деньги отдают, под носом сторонние люди через переднюю
проходят…
А об мужичках и говорить нече; случалось мне самолично видеть, как иной по месяцу
ходит за каким-нибудь целковым, и
все решенья получить не может.
Он воскрес и для вас, бедные заключенники, несчастные, неузнанные странники моря житейского! Христос сходивший в ад,
сошел и в ваши сердца и очистил их в горниле любви своей. Нет татей, нет душегубов, нет прелюбодеев!
Все мы братия,
все мы невинны и чисты перед гласом любви,
всё прощающей
всё искупляющей… Обнимем же друг друга и
всем существом своим возгласим:"Други! братья! воскрес Христос!"
Она
все в себя вбирает, и это
все,
пройдя сквозь неугасимые и жестокие огни чистого творчества, выходит оттуда очищенное от
всего случайного, «прошковатого» (производное от Прошки), выглаженное, вычищенное, неузнаваемое.
Да вы поймите, поймите же наконец, что нечего рассуждать о том, что было бы, если б мы вверх ногами, а не головой
ходили! А потому
все эти нелепые толки о самобытном развитии в высшей степени волнуют меня.
Бывают времена, что
вся спинная кость как будто перешибена, и
ходишь весь сгорбленный…
Эта скачка очень полезна; она поддерживает во мне жизнь, как рюмка водки поддерживает жизнь в закоснелом пьянице. Посмотришь на него: и руки и ноги трясутся, словно
весь он ртутью налит, а выпил рюмку-другую — и пошел
ходить как ни в чем не бывало. Точно таким образом и я: знаю, что на мне лежит долг, и при одном этом слове чувствую себя всегда готовым и бодрым. Не из мелкой корысти, не из подлости действую я таким образом, а по крайнему разумению своих обязанностей, как человека и гражданина.
Я не
схожу в свою совесть, я не советуюсь с моими личными убеждениями; я смотрю на то только, соблюдены ли
все формальности, и в этом отношении строг до педантизма. Если есть у меня в руках два свидетельские показания, надлежащим порядком оформленные, я доволен и пишу: есть, — если нет их — я тоже доволен и пишу: нет. Какое мне дело до того, совершено ли преступление в действительности или нет! Я хочу знать, доказано ли оно или не доказано, — и больше ничего.
— Женись, брат, женись! Вот этакая ходячая совесть всегда налицо будет! Сделаешь свинство — даром не
пройдет! Только результаты
все еще как-то плохи! — прибавил он, улыбаясь несколько сомнительно, — не действует! Уж очень, что ли, мы умны сделались, да выросли, только совесть-то как-то скользит по нас."Свинство!" — скажешь себе, да и пошел опять щеголять по-прежнему.
— Да, брат, я счастлив, — прервал он, вставая с дивана и начиная
ходить по комнате, — ты прав! я счастлив, я любим, жена у меня добрая, хорошенькая… одним словом, не всякому дает судьба то, что она дала мне, а за
всем тем, все-таки… я свинья, брат, я гнусен с верхнего волоска головы до ногтей ног… я это знаю! чего мне еще надобно! насущный хлеб у меня есть, водка есть, спать могу вволю… опустился я, брат, куда как опустился!
Прошло несколько минут томительного молчания;
всем нам было как-то неловко.
— Больше, нежели вы предполагаете… Однако ж в сторону это. Второе мое занятие — это лень. Вы не можете себе вообразить, вы, человек деятельный, вы, наш Немврод, сколько страшной, разнообразной деятельности представляет лень. Вам кажется вот, что я, в халате,
хожу бесполезно по комнате, иногда насвистываю итальянскую арию, иногда поплевываю, и что
все это, взятое в совокупности, составляет то состояние души, которое вы, профаны, называете праздностью.
Вся служба этого чиновника или, по крайней мере, полезнейшая часть ее состоит, кажется, в том, что когда мимо его
проходит кто-нибудь из ваших губернских аристократов, во
всем величии, свойственном индейскому петуху, он вполголоса произносит ему вслед только два слова:"Хоть куда!" — но этими двумя словами он приносит обществу неоцененную услугу.
Другой вот, немец или француз, над всякою вещью остановится, даже смотреть на него тошно, точно родить желает, а наш брат только подошел, глазами вскинул, руками развел:"Этого-то не одолеть, говорит: да с нами крестная сила! да мы только глазом мигнем!"И действительно, как почнет топором рубить — только щепки летят; генияльная, можно сказать, натура! без науки
все науки
прошел!
— Нет-с, Григорий Сергеич, не говорите этого! Этот Полосухин, я вам доложу, сначала в гвардейской кавалерии служил, но за буйную манеру переведен тем же чином в армейскую кавалерию; там тоже не заслужил-с; ну и приютился у нас… Так это был человек истинно ужаснейший-с!"Мне, говорит,
все равно! Я, говорит, и по дорогам разбивать готов!"Конечно-с, этому многие десятки лет прошли-с…
А не то бывало и так, что под окошком избы целый вечер сидишь, и
все только ждешь, не
пройдет ли Параня по улице.
Выходит, что всякому человеку такое время бывает, что вот, кажется,
пройдет да только сарафаном тебя заденет, так словно дрожь тебя
всего проберет.
А она знай шагает и на нас не смотрит, ровно как, братец ты мой, в тумане у ней головушка
ходит. Только взялась она за дверь, да отворить-то ее и не переможет… Сунулась было моя баба к ней, а она тут же к ногам-то к ее и свалилася, а сама
все мычит «пора» да «пора», да барыню, слышь, поминает… эка оказия!
Кои селенья богаты были, в тех теперь словно разоренье
прошло:
всё в кабак снесли.
Много узнал я слез, много нужды, много печали, и, однако,
все это будто мимо меня
прошло.
Шли мы этак с час времени, и шли
всё на лыжах, потому что простыми ногами в таких снегах и
ходить невозможно.
Однако ж без проводника именно не сыщешь, по той причине, что уж оченно лес густ, а тропок и совсем нет: зимой тут
весь ход на лыжах, а летом и
ходить некому; крестьяне в работе, а старцы в разброде; остаются дома только самые старые и смиренные.
И как
все оно чудно от бога устроено, на благость и пользу, можно сказать, человеку. Как бы, кажется, в таких лесах
ходить не заблудиться! Так нет, везде тебе дорога указана, только понимать ее умей. Вот хошь бы корка на дереве: к ночи она крепче и толще, к полдню [74] тоньше и мягче; сучья тоже к ночи короче, беднее, к полудню длиннее и пушистей. Везде, стало быть, указ для тебя есть.
Прошел нынче слух, будто бы у них и архиереи завелись, и ездят якобы эти архиереи скрытно по
всем местам, где этот разврат коренится; сказывают, что и к нам посулил быть.
Ходишь, знаете, бывало, заденешь только, так словно озноб
всего прошибет…
Я
ходил по комнате и, признаюсь откровенно, неоднократно-таки посылал куда следует Половникова и
всех этих депутатов, которые как будто для того только созданы, чтобы на каждом шагу создавать для следователя препятствия.
Насчет того дела, про которое вы секретно пишете, и у нас
прошли было слухи, и мы очень этому возрадовались, а сестры-старухи даже прослезились
все, что древнее благочестие не токмо не изведется, но паче солнца воссиять должно.
А сбирать
ходить им тоже не приводилось, потому что каковы ни на есть, а
всё же обер-офицерские дети.
— Следственно, знаешь ты и то, что он под надзором находится, и хоша ему
все с рук
сходит, однако он ежечасно пребывает в надежде, что возьмут его в тюрьму.
Выпил я и закусил. Хозяин, вижу,
ходит весь нахмуренный, и уж больно ему, должно быть, невтерпеж приходится, потому что только и дела делает, что из горницы выходит и опять в горницу придет.