— Господи! жили-жили, радели-радели, и ну-тка, ступай теперь вон, говорят! да вы, отцы, жирны, что ли, уж больно стали, что там обесились! Теперича хоть и я: стара-стара, а все же утроба, чай,
есть просит! я ведь, почтенный, уж не молоденькая постничать-то! А то, поди-тка, Андрюшке свое место уступи! ведь известно, не станет он задаром буркулами-то вертеть, почнет тоже к себе народ залучать, так мы-то при чем будем?
Неточные совпадения
— Ах ты голова-голова нечесаная! так ведь откуль же ни на
будь надо лошадям корму-то добывать! да и хозяйка тоже платочка, чай,
просит!
Князь Чебылкин. А! ну, очень хорошо!
прошу обедать! княжна
будет очень рада… elle s'ennuie, la pauvre enfant! [она скучает, бедное дитя! (франц.)]
Я
было рот разинул, чтоб еще
попросить, так куда тебе: повернул спину, да и
был таков.
Дернов. Что ж мне, Марья Гавриловна, делать, когда папенька
просят; ведь они ваши родители. «Ты, говорит, сегодня пятьдесят целковых получил, а меня, говорит, от самого, то
есть, рожденья жажда измучила, словно жаба у меня там в желудке сидит. Только и уморишь ее, проклятую, как полштофика сквозь пропустишь». Что ж мне делать-то-с? Ведь я не сам собою, я как
есть в своем виде-с.
— Как что за надобность! Ведь вы сейчас
просили Владимира Константиныча
спеть песню…
— Но я вас
прошу оставить меня сейчас же… вы понимаете? то
есть не комнату эту оставить, а мой дом, мое имение… слышите?
В эту минуту я
был близок к отчаянию, я готов
был стать среди улицы на колени и
просить прощения.
— Нет! я подлец! я не стою
быть в обществе порядочных людей! я должен
просить прощения у вас, Николай Иваныч, что осмелился осквернить ваш дом своим присутствием!
— Да как же тут свяжешься с эким каверзником? — заметил смотритель, — вот намеднись приезжал к нам ревизор, только раз его в щеку щелкнул, да и то полегоньку, — так он себе и рожу-то всю раскровавил, и духовника потребовал:"Умираю, говорит, убил ревизор!" — да и все тут. Так господин-то ревизор и не рады
были, что дали рукам волю… даже побледнели все и прощенья
просить начали — так испужались! А тоже, как шли сюда, похвалялись: я, мол, его усмирю! Нет, с ним свяжись…
Ну, это, говорит, много: неравно облопаешься: ты, мол, и без того три дня у нас тутотка живешь, всю снедь от нас тащишь, так, по этому судя, и полторы сотни тебе за глаза
будет…"Только он
было ее и застращивать, и
просить примался — уперлась баба, да и вся недолга, а без ее, то
есть, приказу видит, что ему никакого дела сделать нельзя.
— Нет, Мавра Кузьмовна, уж коли язык сам возговорил, стало
быть, говорить ему надо, и вы мне не препятствуйте… Ваше высокоблагородие! вот как пред богом, так и перед вами… наг и бос, нищ и убог предстою.
Прошу водки — не дают!
Прошу денег — не дают! Стало
быть, за что же я, за что же…
— Ну, ну, добро, не трясись! прощенья
просим, ваше высокоблагородие! как
буду архиереем, безотменно отпущу вам вольная и невольная…
— Подь, чего стыдиться-то! подь, касатка, — барин доброй! Мы здесь, ваше благородие, в дикости живем, окроме приказных да пьяного народу, никого не видим…
Было и наше времечко! тоже с людьми важивались; народ всё чистый, капитальный езживал… ну и мы, глядя на них, обхождения перенимали…
Попроси, умница, его благородие чайком.
—
Просим выкушать! — настаивала, с своей стороны, Кузьмовна, — у меня, сударь, и генералы чай кушивали… Тоже, чай, знаете генерала Гореглядова, Ардальона Михайлыча — ну, приятель мне
был. Приедет, бывало, в скиты, царство ему небесное:"Ну, говорит, Кузьмовна, хоть келью мы у тебя и станем ужотка зорить, а чаю
выпить можно"… Да где же у тебя жених-от девался, Аннушка? Ты бы небось позвала его сюда: все бы барину-то поповаднее
было.
— Как не живы — живут; только один-от, на старости лет, будто отступился, стал вино
пить, табак курить; я, говорит, звериному образу подражать не желаю, а желаю, говорит, с хорошими господами завсегда компанию иметь; а другой тоже прощенья приезжал ко мне сюда
просить, и часть мою, что мне следовало, выдал, да вот и племянницу свою подарил… я, сударь, не из каких-нибудь…
Неточные совпадения
Слесарша. Милости
прошу: на городничего челом бью! Пошли ему бог всякое зло! Чтоб ни детям его, ни ему, мошеннику, ни дядьям, ни теткам его ни в чем никакого прибытку не
было!
Хлестаков. Я, признаюсь, литературой существую. У меня дом первый в Петербурге. Так уж и известен: дом Ивана Александровича. (Обращаясь ко всем.)Сделайте милость, господа, если
будете в Петербурге,
прошу,
прошу ко мне. Я ведь тоже балы даю.
Нет хлеба — у кого-нибудь //
Попросит, а за соль // Дать надо деньги чистые, // А их по всей вахлачине, // Сгоняемой на барщину, // По году гроша не
было!
Кутейкин. Из ученых, ваше высокородие! Семинарии здешния епархии. Ходил до риторики, да, Богу изволившу, назад воротился. Подавал в консисторию челобитье, в котором прописал: «Такой-то де семинарист, из церковничьих детей, убоялся бездны премудрости,
просит от нея об увольнении». На что и милостивая резолюция вскоре воспоследовала, с отметкою: «Такого-то де семинариста от всякого учения уволить: писано бо
есть, не мечите бисера пред свиниями, да не попрут его ногами».
Правдин. Ко мне пакет? И мне никто этого не скажет! (Вставая.) Я
прошу извинить меня, что вас оставлю. Может
быть,
есть ко мне какие-нибудь повеления от наместника.