Неточные совпадения
Убиица-то
он один, да знакомых да сватовей у
него чуть не целый уезд; ты вот и поди перебирать всех этих знакомых, да и преступника-то подмасли, чтоб
он побольше народу оговаривал: был, мол, в таком-то часу у такого-то крестьянина? не
пошел ли от
него к такому-то? а часы выбирай те, которые нужно… ну, и привлекай, и привлекай.
Их сиятельство уважили;
пошли они это в другую комнату; целый час
он там объяснял: что и как — никому неизвестно, только вышли
их сиятельство из комнаты очень ласковы, даже приглашали Ивана Петровича
к себе, в Петербург, служить, да отказался
он тем, что скромен и столичного образования не имеет.
Начальство наше все
к нему приверженность большую имело, потому как, собственно,
он из воли не выходил и все исполнял до точности:
иди, говорит, в грязь —
он и в грязь
идет, в невозможности возможность найдет, из песку веревку совьет, да ею же кого следует и удавит.
Но протоколист ни с места: и не говорит ни слова, и вперед не
идет, словно ноги у
него приросли
к полу.
Однако все
ему казалось, что
он недовольно бойко
идет по службе. Заприметил
он, что жена
его начальника не то чтоб балует, а так по сторонам поглядывает. Сам
он считал себя
к этому делу непригодным, вот и думает, нельзя ли
ему как-нибудь полезным быть для Татьяны Сергеевны.
Пришла, сударь, по один день зимой
к его келье волчица и хотела старца благочестивого съести, а
он только поглядел на нее да сказал:"Почто, зверь лютый, съести мя хощеши?" — и подал ей хлеба, и стала, сударь, волчица лютая яко ягня кротка и
пошла от старца вспять!
— Что станешь с
ним, сударь, делать! Жил-жил, все радовался, а теперь вот ко гробу мне-ка уж время, смотри, какая у нас оказия вышла! И чего еще я, сударь, боюсь: Аким-то Кузьмич человек ноне вольной, так Кузьма-то Акимыч, пожалуй, в купцы
его выпишет, да и деньги-то мои все
к нему перетащит… А ну, как
он в ту пору, получивши деньги-то, отцу вдруг скажет:"Я, скажет, папынька, много вами доволен, а денежки, дескать, не ваши, а мои… прощайте, мол, папынька!"Поклонится
ему, да и вон
пошел!
Налетов (в нетерпении останавливаясь посреди залы). Э… однако это просто, терпенья никакого недостает! быка, что ли,
они там едят! Даже Разбитной не
идет. (Становится против Хоробиткиной и устремляет на нее свое стеклышко. В сторону.) А недурна! есть над чем позаняться. (Вслух ей.) Э… вы, сударыня, верно, тоже с просьбой
к князю?
Дернов. А уж, право, и сам не знаю.
Пойду завтра
к Порфирию Петровичу, паду
им в ноги; пусть что хотят со мной делают, а без женитьбы мне невозможно.
Иду я это
к секретарю, говорю
ему: «Иван Никитич! состоя на службе пятнадцать лет, я хоша не имею ни жены, ни детей, но будучи, так сказать, обуреваем… осмеливаюсь»… ну, и так далее.
Марья Гавриловна. А ты не храбрись! больно я тебя боюсь. Ты думаешь, что муж, так и управы на тебя нет… держи карман! Вот я
к Петру Петровичу
пойду, да и расскажу
ему, как ты над женой-то озорничаешь! Ишь ты! бока
ему отломаю! Так
он и будет тебе стоять, пока ты ломать-то
их ему будешь!
Ижбурдин. С казной-то? А вот как:
пошел я, запродавши хлеб-от,
к писарю станового, так
он мне, за четвертак, такое свидетельство написал,"то я даже сам подивился. И наводнение и мелководие тут; только нашествия неприятельского не было.
Да с тех-то пор и
идет у
них дебош: то женский пол соберет, в горнице натопит, да в чем есть и безобразничает, или зазовет
к себе приказного какого ни на есть ледящего: «Вот, говорит, тебе сто рублев, дозволь, мол, только себя выпороть!» Намеднись один пьянчужка и согласился, да только что
они его, сударь, выпустили,
он стал в воротах, да и кричит караул.
Но в этот великий праздник и Трофим Николаич считает за грех
идти в кабак и отправляется с поздравлением
к разным благодетелям, которых у
него очень много в купеческом и мещанском сословии.
— А я, ваше благородие, больше
к слову-с; однако не скрою, что вот нынче
пошел совсем другой сорт чиновников: всё больше молодые, а ведь, истинно вам доложу, смотреть на
них — все единственно одно огорченье.
Возьми да и оденься
он в белую простыню; дал, знаете, стряпке управительской три целковых, чтоб пропустила куда
ему нужно да и
пошел ночью в горницу
к обвиненному.
— Jean,
пойдем со мной, — сказала госпожа Фурначева, подходя
к нам, —
он, верно, надоедает вам своими глупостями, господа?..
Весною поют на деревьях птички; молодостью, эти самые птички поселяются на постоянное жительство в сердце человека и поют там самые радостные свои песни; весною, солнышко
посылает на землю животворные лучи свои, как бы вытягивая из недр ее всю ее роскошь, все ее сокровища; молодостью, это самое солнышко просветляет все существо человека,
оно, так сказать, поселяется в
нем и пробуждает
к жизни и деятельности все те богатства, которые скрыты глубоко в незримых тайниках души; весною, ключи выбрасывают из недр земли лучшие, могучие струи свои; молодостью, ключи эти, не умолкая, кипят в жилах, во всем организме человека;
они вечно зовут
его, вечно порывают вперед и вперед…
— Да просто никакого толку нет-с. Даже и не говорят ничего…
Пошел я этта сначала
к столоначальнику, говорю
ему, что вот так и так… ну,
он было и выслушал меня, да как кончил я: что ж, говорит, дальше-то? Я говорю:"Дальше, говорю, ничего нет, потому что я все рассказал". — "А! говорит, если ничего больше нет… хорошо, говорит". И ушел с этим, да с тех пор я уж и изымать
его никак не мог.
Слушая лекции в школе, вдали от надзора родительского,
он хотя твердо помнил советы и наставления, которыми нашпиговали
его юную голову, однако,
к величайшему своему изумлению и вполне неприметным для себя образом,
пошел по иному пути.
— О, c'est une tête bien organisée! — замечают мужчины, принимая дипломатический вид, — ça fera son chemin dans le monde… surtout si les dames s'y prennent… [О, это хорошо организованная голова!
он проложит себе дорогу в свете… особенно, если за это возьмутся дамы… (франц.)] И вот
пошел дилетант гулять по свету с готовою репутацией!.. Но
к делу.
— Да как же тут свяжешься с эким каверзником? — заметил смотритель, — вот намеднись приезжал
к нам ревизор, только раз
его в щеку щелкнул, да и то полегоньку, — так
он себе и рожу-то всю раскровавил, и духовника потребовал:"Умираю, говорит, убил ревизор!" — да и все тут. Так господин-то ревизор и не рады были, что дали рукам волю… даже побледнели все и прощенья просить начали — так испужались! А тоже, как
шли сюда, похвалялись: я, мол,
его усмирю! Нет, с
ним свяжись…
"Ты почто, раба, жизнью печалуешься? Ты воспомни, раба, господина твоего, господина твоего самого Христа спаса истинного! как пречистые руце
его гвоздями пробивали, как честные нозе
его к кипаристу-древу пригвождали, тернов венец на главу надевали, как святую
его кровь злы жидове пролияли… Ты воспомни, раба, и не печалуйся;
иди с миром, кресту потрудися; дойдешь до креста кипарисного, обретешь тамо обители райские; возьмут тебя, рабу, за руки ангели чистые, возьмут рабу, понесут на лоно Авраамлее…"
Кажный-то день всё
они к нам да
к нам, и
пошло у
них это бражничанье да хлебосольство, словно кабак какой у нас в доме завелся.
После
него все
пошло по-новому. Сперва поселился Мокей зюздинский с бабами, а за
ним семей еще боле десятка перетащилось. Старцы наши заметно стали
к ним похаживать, и
пошел у
них тут грех и соблазн великий. Что при старике Асафе было общее, — припасы ли, деньги ли, — то при Мартемьяне все врозь
пошло; каждый об том только и помыслу имел, как бы побольше милостыни набрать да поскорее
к любовнице снести.
Пошел я в свою келью, а дорогой у меня словно сердце схватило;
пойду, думаю,
к отцу Мартемьяну;
он хошь и не любил меня, а все же старика Асафа, чай, помнит: может, и придумаем с
ним что-нибудь на пользу душе.
С тем она меня и отпустила.
Пошел я
к черницам, а
они сидят себе сложа руки да песни под нос мурлыкают.
Город С *** [75], о котором
идет речь в этом рассказе, не имеет в себе ничего особенно привлекательного; но местность, среди которой
он расположен, принадлежит
к самым замечательным.
Приедет, бывало,
к ним с ярмарки купчина какой — первое дело, что благодарности все-таки не минем (эта у нас статья, как калач, каждый год бывала), да и в книжку-то, бывало, для памяти
его запишем: ну, и
пойдет он на замечание по вся дни живота.
Тут я узнал, что должен
он быть сюда через шесть недель и что
к этому времени Мавра Кузьмовна и людей таких должна приискать, чтобы грамотны были… Верьте бегу, ваше высокоблагородие, что, когда
они ушли, я в силу великую отдохнуть даже мог. Прибежал домой и в ту ж минуту
послал секретно за Михеичем; привели мне
его, что называется, мертвецки.
Собрался я с духом,
пошел к начальнику, доложил
ему, что так и так, не только в приличном виде себя содержать, но и пропитаться досыта способов не имею.
Пошел я на другой день
к начальнику, изложил
ему все дело; ну,
он хошь и Живоглот прозывается (Живоглот и есть), а моему делу не препятствовал. «С богом, говорит, крапивное семя размножать — это, значит, отечеству украшение делать». Устроил даже подписку на бедность, и накидали нам в ту пору двугривенными рублей около двадцати. «Да ты, говорит, смотри, на свадьбу весь суд позови».
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как
пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что
он такое и в какой мере нужно
его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит
к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Анна Андреевна. Где ж, где ж
они? Ах, боже мой!.. (Отворяя дверь.)Муж! Антоша! Антон! (Говорит скоро.)А все ты, а всё за тобой. И
пошла копаться: «Я булавочку, я косынку». (Подбегает
к окну и кричит.)Антон, куда, куда? Что, приехал? ревизор? с усами! с какими усами?
Сначала
он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и в гостинице все нехорошо, и
к нему не поедет, и что
он не хочет сидеть за
него в тюрьме; но потом, как узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с
ним, тотчас переменил мысли, и,
слава богу, все
пошло хорошо.
Городничий. Полно вам, право, трещотки какие! Здесь нужная вещь: дело
идет о жизни человека… (
К Осипу.)Ну что, друг, право, мне ты очень нравишься. В дороге не мешает, знаешь, чайку выпить лишний стаканчик, —
оно теперь холодновато. Так вот тебе пара целковиков на чай.
Трубят рога охотничьи, // Помещик возвращается // С охоты. Я
к нему: // «Не выдай! Будь заступником!» // — В чем дело? — Кликнул старосту // И мигом порешил: // — Подпаска малолетнего // По младости, по глупости // Простить… а бабу дерзкую // Примерно наказать! — // «Ай, барин!» Я подпрыгнула: // «Освободил Федотушку! //
Иди домой, Федот!»