— Ну, полноте, полноте, Мавра Кузьмовна, — сказал он, с улыбкою глядя на хозяйку, которая вся тряслась, — я ничего… я так только покуражился маленько, чтоб знали его высокоблагородие, каков я человек есть, потому как я могу в вашем доме всякое неистовство учинить, и ни от
кого ни в чем мне запрету быть невозможно… По той причине, что могу я вам в глаза всем наплевать, и без меня вся ваша механика погибе.
Неточные совпадения
Вот и вы, великолепная Катерина Осиповна, также звезда крутогорская, вы, которой роскошные формы напоминают лучшие времена человечества, вы, которую
ни с
кем сравнить не смею, кроме гречанки Бобелины.
Через неделю, глядь, что
ни на есть к первому кожевенному заводчику с обыском: „Кожи-то, мол, у тебя краденые“. Краденые не краденые, однако откуда взялись и у
кого купил, заводчик объясниться не мог.
С ним приключился даже феномен, который, наверное,
ни с
кем никогда не приключался.
Если вы не знакомы с Порфирием Петровичем, то советую как можно скорее исправить эту опрометчивость. Его уважает весь город, он уже двадцать лет старшиною благородного собрания, и его превосходительство
ни с
кем не садится играть в вист с таким удовольствием, как с Порфирием Петровичем.
Вообще, Порфирий Петрович составляет ресурс в городе, и к
кому бы вы
ни обратились с вопросом о нем, отвсюду наверное услышите один и тот же отзыв: «Какой приятный человек Порфирий Петрович!», «Какой милый человек Порфирий Петрович!» Что отзывы эти нелицемерны — это свидетельствуется не только тоном голоса, но и всею позою говорящего. Вы слышите, что у говорящего в это время как будто порвалось что-то в груди от преданности к Порфирию Петровичу.
«
Кому от этого вред! ну, скажите,
кому? — восклицает остервенившийся идеолог-чиновник, который великим постом в жизнь никогда скоромного не едал,
ни одной взятки не перекрестясь не бирал, а о любви к отечеству отродясь без слез не говаривал, —
кому вред от того, что вино в казну не по сорока, а по сорока пяти копеек за ведро ставится!»
Идет Пахомовна путем-дороженькой первый день, идет она и другой день; на третий день нет у Пахомовны
ни хлебца,
ни грошика, что взяла с собой, всё поистеривала на бедныих, на нищиих, на убогиих. Идет Пахомовна, закручинилась:"Как-то я, горькая сирота, до святого града доплетусь! поести-испити у меня нечего, милостыню сотворить — не из чего, про путь, про дороженьку поспрошать — не у
кого!"
— А
кто ее, сударь, ведает! побиральщица должна быть! она у нас уж тут трои суток живет,
ни за хлеб,
ни за тепло не платит… на богомолье, бает, собиралась… позвать, что ли, прикажете?
«Я, говорит, человек не общественный, дикий, словесности не имею,
ни у
кого не бываю; деньги у меня, конечно, есть, да ведь это на черный день — было бы с чем и глаза закрыть.
Да опять-таки, даже промеж самих себя простота была:
ни счетов,
ни книг никаких; по душе всякий торговал —
кто кого, можно сказать, переторгует.
Репутация эта до такой степени утвердилась за мной, что если моему начальнику не нравится физиономия какого-нибудь смертного, он
ни к
кому, кроме меня, не взывает об уничтожении этого смертного.
— А что
ни говорите, — продолжал он, — жизнь — отличная вещь, особливо если есть человек, который тебя понимает, с
кем можешь сказать слово по душе!
Только наказал же меня за него бог! После уж я узнал, что за ним шибко следили и что тот же Андрияшка-антихрист нас всех выдал. Жил я в Крутогорске во всем спокойствии и сумнения никакого не имел, по той причине, что плата от меня,
кому следует, шла исправно. Сидим мы это вечером,
ни об чем не думаем; только вдруг словно в ворота тук-тук. Посмотрел я в оконце, ан там уж и дом со всех сторон окружен. Обернулся, а в комнате частный."Что, говорит, попался, мошенник!"
—
Кто же это прибывает… кажется, мы все старые: мы, сударь, никого ведь неволить
ни к себе,
ни от себя не можем… Да что ж ты ко мне-то, сударь? Ведь тут, кажется, и мужчины есть — вон хоть бы Иван Мелентьич…
— Тебе, мол, будет, чаи, сподручнее, как
ни от
кого в твоей промышленности помешательства не будет?
Да скрыть-то нельзя-с! потому что
кто его знает? может, он и в другом месте попадется, так и тебя заодно уж оговорит, а наш брат полицейский тоже свинья не последняя: не размыслит того, что товарища на поруганье предавать не следует — ломит себе на бумагу асе, что
ни сбрешут ему на допросе! ну, и не разделаешься с ним, пожалуй, в ту пору…
— Какое же это письмо? Чтой-то будто я
ни от
кого таких писем не получивала!
Неточные совпадения
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я не посмотрю
ни на
кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Анна Андреевна. Ну, скажите, пожалуйста: ну, не совестно ли вам? Я на вас одних полагалась, как на порядочного человека: все вдруг выбежали, и вы туда ж за ними! и я вот
ни от
кого до сих пор толку не доберусь. Не стыдно ли вам? Я у вас крестила вашего Ванечку и Лизаньку, а вы вот как со мною поступили!
Кто видывал, как слушает // Своих захожих странников // Крестьянская семья, // Поймет, что
ни работою //
Ни вечною заботою, //
Ни игом рабства долгого, //
Ни кабаком самим // Еще народу русскому // Пределы не поставлены: // Пред ним широкий путь. // Когда изменят пахарю // Поля старозапашные, // Клочки в лесных окраинах // Он пробует пахать. // Работы тут достаточно. // Зато полоски новые // Дают без удобрения // Обильный урожай. // Такая почва добрая — // Душа народа русского… // О сеятель! приди!..
Кто б
ни был ты, уверенно // В калитку деревенскую // Стучись!
Как
ни на есть — доподлинно: //
Кому жить любо-весело, // Вольготно на Руси?..